мы можемъ захватить виновыхъ въ такомъ нарушеніи закона? Тутъ никакія слѣдствія, никакіе допросы не помогутъ. Да наконецъ въ дѣлѣ ни за что и не окажется ни свидѣтелей, ни потерпѣвшаго лица.
— Можетъ-ли это быть?
— Еще-бы не можетъ! — замѣтилъ тощій коммиссаръ, снова принимаясь за свои ногти и подскабливая ихъ самымъ раздражающимъ нервы образомъ. — Не думаете-ли вы, что намъ жаль въ данномъ случаѣ расходовать наши перья, чернила и бумагу какъ и наши слова и способность вліянія на крестьянъ? Вы возьмите фактъ какъ онъ есть! Община Тулавы знаетъ всѣхъ своихъ сочленовъ, знаетъ насквозь и то, кто изъ нихъ воръ, и что, и какъ онъ воруетъ. Какой-нибудь молодецъ воруетъ удачно можетъ быть пятьдесятъ разъ, а на пятьдесятъ первомъ воровствѣ попадается и получаетъ отъ народнаго судилища свою порцію наказанія; отходившись отъ послѣдствій наказанія онъ можетъ быть и опять принимается за тоже, но только осторожнѣе, чтобъ опять не попасться. Что тутъ дѣлать міру? Міръ ему сдѣлалъ внушеніе, но это не помогаетъ. Вотъ міръ и собирается снова, собирается какъ это водилось въ стародавнія времена, когда еще не было ни государства въ нашемъ смыслѣ слова, ни законовъ, ни судей, собирается и изрѣкаетъ свой судъ. Ему не требуется разцѣнивать свѣжее, только что содѣянное преступленіе, не нужно ему свидѣтелей, онъ не нуждается въ допросахъ и слѣдствіи; онъ знаетъ вѣрнѣе чего нельзя, что среди
мы можем захватить виновых в таком нарушении закона? Тут никакие следствия, никакие допросы не помогут. Да наконец в деле ни за что и не окажется ни свидетелей, ни потерпевшего лица.
— Может ли это быть?
— Еще бы не может! — заметил тощий комиссар, снова принимаясь за свои ногти и подскабливая их самым раздражающим нервы образом. — Не думаете ли вы, что нам жаль в данном случае расходовать наши перья, чернила и бумагу как и наши слова и способность влияния на крестьян? Вы возьмите факт как он есть! Община Тулавы знает всех своих сочленов, знает насквозь и то, кто из них вор, и что, и как он ворует. Какой-нибудь молодец ворует удачно может быть пятьдесят раз, а на пятьдесят первом воровстве попадается и получает от народного судилища свою порцию наказания; отходившись от последствий наказания он может быть и опять принимается за тоже, но только осторожнее, чтоб опять не попасться. Что тут делать миру? Мир ему сделал внушение, но это не помогает. Вот мир и собирается снова, собирается как это водилось в стародавние времена, когда еще не было ни государства в нашем смысле слова, ни законов, ни судей, собирается и изрекает свой суд. Ему не требуется расценивать свежее, только что содеянное преступление, не нужно ему свидетелей, он не нуждается в допросах и следствии; он знает вернее чего нельзя, что среди
