башку вокругъ невѣсты изорвали. Потемнѣетъ осенью, можетъ быть и украду“.
Такъ я и зналъ, такъ и думалъ про эти свѣтлыя сѣверныя ночи. Онѣ безгрѣшныя, безтѣлесныя, онѣ приподняты надъ землей, онѣ грезы и о нездѣшнемъ мірѣ. Этой избушки въ лѣсу вовсе и не было, никто не разсказывалъ сказки, а просто такъ померещилось и запомнился мелькающій свѣтъ отъ улетѣвшей вчера изъ рукъ бѣлой странички.
Усталость! Страшная усталость! Какъ бы хорошо теперь заснуть нашей темною, южною, грѣшною ночью.
Бай, бай, качаетъ море.
Склоняется темная красавица со звѣздами и мѣсяцемъ въ тяжелой косѣ.
Усни, глазокъ, усни, другой! Я вздрагиваю. Совсѣмъ близко отъ насъ показывается изъ воды большая серебряная спина, куда, куда больше нашей лодки. Чудовище проводитъ свѣтлую дугу надъ водой и опять исчезаетъ.
„Что это? Бѣлуха?“ неувѣренно спрашиваю я.
„Она, она. Ухъ! И тамъ!“
„И тамъ! и тамъ! Что ледъ! Воду сушитъ!“
Я знаю, что это огромный сѣверный звѣрь изъ породы дельфиновъ, что онъ не опасенъ. Но если вынырнетъ совсѣмъ возлѣ лодки, зацѣпитъ случайно хвостомъ?
„Ничего, ничего“ успокоиваютъ меня спутники, такъ не бываетъ“.
