потрескавшейся зеленой клеенкой, кушетка у стѣны, на ней возлѣ овальнаго лакированнаго столика сидѣла или лежала Александра Ивановна, пока я готовила ей уроки на слѣдующее утро.
У Александры Ивановны было некрасивое, большое лицо съ выпуклыми, выцвѣтшими, печальными глазами безъ рѣсницъ. На ея широкихъ щекахъ, въ ямочкахъ кожи, ютилась зачѣмъ-то пудра, а въ гладкихъ, каштановыхъ волосахъ перхоть. Перхоть падала на клеенку стола, и я ее всегда замѣчала, тосковала, и меня тихонько тошнило. Я была несносно брезглива.
Уроки тянулись съ девяти до часу. Въ перемѣны, въ шкафной я играла въ мячики. Это была школа. Они были всѣхъ возрастовъ и классовъ. Въ часъ завтракали, пріютившись рядомъ въ самомъ низу стола, и отправлялись на гимнастику. Я шла быстро, и какъ-то невольно и равномѣрно подталкивая Александру Ивановну справа налѣво, туда — къ стѣнамъ домовъ, назадъ — къ краю мостовой. Она съ легкой насмѣшкой выговаривала мнѣ. Вообще я не могла разобрать, уважаетъ она меня или презираетъ. Любитъ, или холодна ко мнѣ.
По вечерамъ, приготовивъ уроки, я присоединялась къ ея одинокой прогулкѣ изъ одного угла учебной въ другой, снова и обратно, притискива-
потрескавшейся зеленой клеенкой, кушетка у стены, на ней возле овального лакированного столика сидела или лежала Александра Ивановна, пока я готовила ей уроки на следующее утро.
У Александры Ивановны было некрасивое, большое лицо с выпуклыми, выцветшими, печальными глазами без ресниц. На её широких щеках, в ямочках кожи, ютилась зачем-то пудра, а в гладких, каштановых волосах перхоть. Перхоть падала на клеенку стола, и я ее всегда замечала, тосковала, и меня тихонько тошнило. Я была несносно брезглива.
Уроки тянулись с девяти до часу. В перемены, в шкафной я играла в мячики. Это была школа. Они были всех возрастов и классов. В час завтракали, приютившись рядом в самом низу стола, и отправлялись на гимнастику. Я шла быстро, и как-то невольно и равномерно подталкивая Александру Ивановну справа налево, туда — к стенам домов, назад — к краю мостовой. Она с легкой насмешкой выговаривала мне. Вообще я не могла разобрать, уважает она меня или презирает. Любит, или холодна ко мне.
По вечерам, приготовив уроки, я присоединялась к её одинокой прогулке из одного угла учебной в другой, снова и обратно, притискива-
