Но было такъ же немыслимо ускорить высиживаніе, какъ вызвать дождь; и въ послѣдніе дни своихъ материнскихъ попеченій она, какъ этого боялась, видѣла передъ собой обширную равнину грязи на томъ мѣстѣ, гдѣ раньше былъ прудъ.
Наконецъ, птенцы вылупились. Маленькія фарфоровыя гробницы разбились одна за другой, выпустивъ на свѣтъ Божій каждая по маленькому дикому утенку: десять крошечныхъ пятнистыхъ, пушистыхъ комочковъ, десять маленькихъ подушечекъ изъ желтаго плюша, десять крошечныхъ золотыхъ бомбоньерокъ съ глазками изъ драгоцѣнныхъ камней, заключающихъ въ себѣ безцѣнную искру жизни.
Но судьба поступила такъ жестоко! Добраться до пруда было теперь для нихъ вопросомъ жизни и смерти. О! Отчего старое солнце не дозволило этимъ пушкамъ хотя бы три дня поплескаться въ водѣ, чтобы набраться силъ для такого страшнаго сухопутнаго путешествія? Мать
Но было так же немыслимо ускорить высиживание, как вызвать дождь; и в последние дни своих материнских попечений она, как этого боялась, видела перед собой обширную равнину грязи на том месте, где раньше был пруд.
Наконец птенцы вылупились. Маленькие фарфоровые гробницы разбились одна за другой, выпустив на свет божий каждая по маленькому дикому утёнку: десять крошечных пятнистых, пушистых комочков, десять маленьких подушечек из жёлтого плюша, десять крошечных золотых бомбоньерок с глазками из драгоценных камней, заключающих в себе бесценную искру жизни.
Но судьба поступила так жестоко! Добраться до пруда было теперь для них вопросом жизни и смерти. О! Отчего старое солнце не дозволило этим пушка́м хотя бы три дня поплескаться в воде, чтобы набраться сил для такого страшного сухопутного путешествия? Мать
