Какъ они испуганно пищали. Бѣдная мать! Какъ она горько плакала о своихъ дѣтяхъ! Она знала, что всѣ они будутъ истреблены у нея на глазахъ, и въ порывѣ отчаянія билась о землю грудью передъ этимъ ужаснымъ великаномъ.
Потомъ безсердечное чудовище пошло на берегъ пруда, безъ сомнѣнія для того, чтобы глоткомъ воды запить проглоченныхъ утятъ. Онъ наклонился, и черезъ минуту утята уже свободно плескались въ водѣ. Мать вылетѣла на прозрачную поверхность. По ея зову утята поспѣшили ее окружить. Она и не подозревала, что этотъ чѣловѣкъ ея другъ; она не знала, что это то божество, одного присутствия которая было достаточно, чтобы прогнать лисицу и избавить ихъ отъ страшной опасности,—его племя слишкомъ долго преслѣдовало ея племя, и она продолжала ненавидѣть его до конца дней своихъ.
Ея первыми побуждениями было увести утятъ отъ него подальше. Она поплыла
Как они испуганно пищали. Бедная мать! Как она горько плакала о своих детях! Она знала, что все они будут истреблены у неё на глазах, и в порыве отчаяния билась о землю грудью перед этим ужасным великаном.
Потом бессердечное чудовище пошло на берег пруда, без сомнения, для того чтобы глотком воды запить проглоченных утят. Он наклонился, и через минуту утята уже свободно плескались в воде. Мать вылетела на прозрачную поверхность. По её зову утята поспешили её окружить. Она и не подозревала, что этот человек её друг; она не знала, что это то божество, одного присутствия которая было достаточно, чтобы прогнать лисицу и избавить их от страшной опасности, — его племя слишком долго преследовало её племя, и она продолжала ненавидеть его до конца дней своих.
Её первыми побуждениями было увести утят от него подальше. Она поплыла
