— Не могу, барышня. И осталась бы, да Антонъ боленъ.
— Антонъ!?. Можетъ подождать твой Антонъ... Не серьезно онъ больной... Цѣлый годъ безъ него жила и вдругъ...
— Пожалуйте разсчетъ, барышня! — упорно повторила Матреша.
— Но ты не смѣешь уйти, пока я не найму горничной! — вдругъ мѣняя тонъ, сказала Ада Борисовна.
— Уйду... Смѣю!..
— Я буду жаловаться наконецъ!
— Кому угодно, барышня... Мнѣ наплевать... Черезъ три дня уѣду.
— Безсовѣстная... Неблагодарная!..
— Вы-то стыдливыя... Вы-то благодарный! — съ злой насмѣшкой отвѣтила Матреша.
— Вонъ!.. Вонъ уйди... дерзкая!.. — вспылила Ада Борисовна.
— И завтра же уйду... А вы не ругайтесь... Не даромъ уксусная... Никто не влюбляется, такъ вы и злющая! — бросила скороговоркой Матреша и вышла, хлопнувъ дверью.
Ада Борисовна заплакала.
— Господи, какая дерзкая и безнравственная эта безчувственная тварь! — прошептала Ада Борисовна.
Черезъ три дня шторма не было. Море успокоилось, и погода была прелестная.
Пароходъ пришелъ въ Ялту и въ девять часовъ вечера ушелъ въ рейсъ. Матреша уже была на пароходѣ въ восемь часовъ и везла съ собой двѣ боль-
