Страница:Исторические этюды русской жизни. Том 3. Язвы Петербурга (1886).djvu/114

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана

каютъ по дворамъ петербургскихъ домовъ, по улицамъ и гульбищамъ, представляя собой одну изъ самыхъ многочисленныхъ группъ нищенства.

Орда эта особенно велика была въ то время, къ которому относится нашъ разсказъ. Даже на Невскомъ проспектѣ можно было ежедневно видѣть прочно водворившихся на бойкихъ мѣстахъ слѣпцовъ, непрестанно вертѣвшихъ разбитыя шарманки и ихъ унылыми звуками разжалобливавшихъ публику. Хорошо памятенъ намъ также разъѣзжавшій по улицамъ въ ручной телѣжкѣ безногій идіотъ, въ сопровожденіи шарманщика, которому онъ аккомпанировалъ звономъ на треугольникѣ и этимъ искусствомъ собиралъ лепту. Есть и несомнѣнные артисты—нищіе. Очень долго, въ описываемое время, странствовалъ по городу, въ потасканной шинели съ собачьимъ воротникомъ, типичный слѣпецъ—кларнетистъ, въ сопровожденіи шарманки, а случалось—контрабаса и скрипки. Игралъ онъ на своемъ инструментѣ мастерски и пользовался большой популярностью. Весьма обычными, странствующими по дворамъ, увеселителямм являлись также: старый савояръ-волынщикъ и выплясывающій подъ его игру невѣдомый танецъ сынишка, измученный, едва двигающій ногами мальчикъ; надорваннымъ голосишкомъ, черезъ силу распѣвающая старинные романсы дѣвочка, посинѣвшая отъ холода, подъ аккомпаниментъ шарманки; а вотъ—цѣлое артистическое семейство, очевидно, «культурное», нѣмецкаго происхожденія: отецъ съ гармоніей, мать съ гитарой и дочь—дѣвица съ мелодическимъ контръ-альто. Не разъ видѣли мы также весьма прилично одѣтаго, въ парижскомъ цилиндрѣ, чопорнаго старика-нѣмца, съ гармоніей и складнымъ стуломъ. Войдя во дворъ, онъ разставлялъ стулъ, чинно усаживался и шамкающимъ голосомъ, коверкая русскую рѣчь, пѣлъ съ большимъ чувствомъ постоянно одинъ и тотъ-же романсъ: «Кохта-пъ онъ зналь»… Наконецъ, кто не видѣлъ въ Петербургѣ нищихъ—мальчиковъ, показывающихъ заморенныхъ барсуковъ и, при этомъ, распѣвающихъ, жестикулируя и приплясывая, какую-то несообразную дребедень?

Къ этимъ пѣвцамъ и музыкантамъ примыкаютъ, по способу испрашиванія милостыни, «прошаки», странники и «калики перехожіе», распѣвающіе заунывными голосами псалмы и самодѣльныя божественныя пѣсни или, просто, пронзительно выкликающіе нараспѣвъ заученную, краткую, но краснорѣчивую мольбу о пожертво-


Тот же текст в современной орфографии

кают по дворам петербургских домов, по улицам и гульбищам, представляя собой одну из самых многочисленных групп нищенства.

Орда эта особенно велика была в то время, к которому относится наш рассказ. Даже на Невском проспекте можно было ежедневно видеть прочно водворившихся на бойких местах слепцов, непрестанно вертевших разбитые шарманки и их унылыми звуками разжалобливавших публику. Хорошо памятен нам также разъезжавший по улицам в ручной тележке безногий идиот, в сопровождении шарманщика, которому он аккомпанировал звоном на треугольнике и этим искусством собирал лепту. Есть и несомненные артисты — нищие. Очень долго, в описываемое время, странствовал по городу, в потасканной шинели с собачьим воротником, типичный слепец — кларнетист, в сопровождении шарманки, а случалось — контрабаса и скрипки. Играл он на своем инструменте мастерски и пользовался большой популярностью. Весьма обычными, странствующими по дворам, увеселителями являлись также: старый савояр-волынщик и выплясывающий под его игру неведомый танец сынишка, измученный, едва двигающий ногами мальчик; надорванным голосишком, через силу распевающая старинные романсы девочка, посиневшая от холода, под аккомпанимент шарманки; а вот — целое артистическое семейство, очевидно, «культурное», немецкого происхождения: отец с гармонией, мать с гитарой и дочь — девица с мелодическим контральто. Не раз видели мы также весьма прилично одетого, в парижском цилиндре, чопорного старика-немца, с гармонией и складным стулом. Войдя во двор, он расставлял стул, чинно усаживался и шамкающим голосом, коверкая русскую речь, пел с большим чувством постоянно один и тот же романс: «Кохта-п он зналь»… Наконец, кто не видел в Петербурге нищих — мальчиков, показывающих заморенных барсуков и, при этом, распевающих, жестикулируя и приплясывая, какую-то несообразную дребедень?

К этим певцам и музыкантам примыкают, по способу испрашивания милостыни, «прошаки», странники и «калики перехожие», распевающие заунывными голосами псалмы и самодельные божественные песни или, просто, пронзительно выкликающие нараспев заученную, краткую, но красноречивую мольбу о пожертво-