«заявленій» стало прибывать въ почтовомъ ящикѣ отдѣленія по нѣскольку сотъ, а напр., въ 1871 году число ихъ вдругъ возросло до 1586… Содержаніе и значеніе этой переписки составляетъ, конечно, секретъ отдѣленія; но уже одно ея существованіе и прогрессивное процвѣтаніе опровергаютъ, кажется, мрачное мнѣніе г. И. Т., будто бы сыскная полиція такъ-таки во всемъ обществѣ и «не пользуется симпатіей, и сыщикъ—лицо нетерпимое въ немъ; отъ него всѣ отворачиваются, его избѣгаютъ, какъ соглядатая, какъ Іуду-предателя… Совершенно напрасно!—говоритъ со скорбью г. И. Т.—Сыщикъ страшенъ только для преступниковъ; для честныхъ гражданъ—это вѣрный другъ, это неподкупный стражъ, охрана ихъ домашняго очага, спокойствія цѣлой семьи»… Существованіе названной анонимной корреспонденціи и ея объемъ наглядно показываютъ, что въ обществѣ очень многіе смотрятъ на сыщиковъ такъ именно, какъ желаетъ г. И. Т.
Опоэтизированіе сыскной профессіи и идеализація сыщиковъ, какъ неусыпно-добродѣтельныхъ друзей человѣчества, не разъ были предметомъ вдохновеннаго краснорѣчія на газетныхъ страницахъ въ послѣднее, по преимуществу, сыскное время. И отчего-бы не плѣниться отрадной картиной, что надъ вашимъ благомъ и безопасностію, надъ «вашимъ домашнимъ очагомъ и спокойствіемъ вашей семьи» неусыпно бдитъ незримый ангелъ-хранитель, въ образѣ «неподкупнаго стража»—сыщика, «страшнаго только для преступниковъ»? Чего-бы лучше; но остановка лишь затѣмъ, что для внѣдренія въ васъ такой безмятежной, теплой вѣры въ сыскную часть, непремѣнно нужно, чтобы «истинный сыщикъ, какъ говоритъ тотъ-же г. И. Т., былъ высокой честности человѣкъ, неспособный поддаться соблазну, представляющемуся ему чуть не на каждомъ шагу».
Въ этомъ лишь и остановка, что люди «высокой честности», по какому-то нелѣпому предразсудку, не идутъ въ сыщики, и въ то время, какъ «для занятія должности прокурора иди судебнаго слѣдователя установленъ извѣстный цензъ, для поступленія въ чины сыскной полиціи—никакого ценза не полагается», съ сожалѣніемъ замѣчаетъ г. И. Т. Въ какой степени вѣроятно, чтобы установленіе ценза, равнаго съ цензомъ для прокуроровъ, могло привлечь въ ряды сыщиковъ просвѣщенныхъ джентльменовъ «высокой честности»—разбирать не будемъ, такъ какъ предметъ этотъ относится уже къ области канцелярскихъ мечтаній; для насъ достаточно знать только,
«заявлений» стало прибывать в почтовом ящике отделения по нескольку сот, а напр., в 1871 году число их вдруг возросло до 1586… Содержание и значение этой переписки составляет, конечно, секрет отделения; но уже одно её существование и прогрессивное процветание опровергают, кажется, мрачное мнение г. И. Т., будто бы сыскная полиция так-таки во всём обществе и «не пользуется симпатией, и сыщик — лицо нетерпимое в нём; от него все отворачиваются, его избегают, как соглядатая, как Иуду-предателя… Совершенно напрасно! — говорит со скорбью г. И. Т. — Сыщик страшен только для преступников; для честных граждан — это верный друг, это неподкупный страж, охрана их домашнего очага, спокойствия целой семьи»… Существование названной анонимной корреспонденции и её объем наглядно показывают, что в обществе очень многие смотрят на сыщиков так именно, как желает г. И. Т.
Опоэтизирование сыскной профессии и идеализация сыщиков, как неусыпно добродетельных друзей человечества, не раз были предметом вдохновенного красноречия на газетных страницах в последнее, по-преимуществу, сыскное время. И отчего бы не плениться отрадной картиной, что над вашим благом и безопасностью, над «вашим домашним очагом и спокойствием вашей семьи» неусыпно бдит незримый ангел-хранитель, в образе «неподкупного стража» — сыщика, «страшного только для преступников»? Чего бы лучше; но остановка лишь затем, что для внедрения в вас такой безмятежной, теплой веры в сыскную часть, непременно нужно, чтобы «истинный сыщик, как говорит тот же г. И. Т., был высокой честности человек, неспособный поддаться соблазну, представляющемуся ему чуть не на каждом шагу».
В этом лишь и остановка, что люди «высокой честности», по какому-то нелепому предрассудку, не идут в сыщики, и в то время, как «для занятия должности прокурора иди судебного следователя установлен известный ценз, для поступления в чины сыскной полиции — никакого ценза не полагается», с сожалением замечает г. И. Т. В какой степени вероятно, чтобы установление ценза, равного с цензом для прокуроров, могло привлечь в ряды сыщиков просвещенных джентльменов «высокой честности» — разбирать не будем, так как предмет этот относится уже к области канцелярских мечтаний; для нас достаточно знать только,
