Страница:Исторические этюды русской жизни. Том 3. Язвы Петербурга (1886).djvu/202

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана

случай свелъ и сблизилъ изобрѣтательнаго трактирщика съ подходящимъ, какъ нельзя болѣе, исполнителемъ его плана. Это былъ одинъ изъ гостей его заведенія, забревшій невѣдомо откуда и невѣдомо зачѣмъ, темный субъектъ съ весьма подозрительнымъ прошлымъ, но съ твердыми надежными руками, навыкшими во взломахъ, грабежахъ и кражахъ. «Рыбаки» по духу очень скоро снюхались…

— Вотъ кого хорошо было-бы обработать! — сказалъ трактирщикъ-артистъ, разумѣя дѣвицъ-аскетокъ, и повѣрилъ гостю свой давно задуманный планъ.

Гость такъ сразу за него и ухватился, какъ за находку. Осталось неразъясненнымъ, на какихъ условіяхъ взаимной выгоды состоялся здѣсь уговоръ между подстрекателемъ — авторомъ плана преступленія—и исполнителемъ послѣдняго? Когда преступленіе уже совершилось, то добычей воспользовался одинъ лишь исполнитель—это было достовѣрно, и только когда его поймали, онъ указалъ на нравственное участіе въ этомъ дѣлѣ трактирщика. Могло, конечно статься, что между ними былъ уговоръ подѣлиться добычей, и что потомъ убійца заблагоразсудилъ обмануть своего наставника и подстрекателя; но легко могло быть также, что трактирщикъ научалъ своего сговорчиваго гостя на преступленіе безкорыстно, просто—изъ любви къ искусству, просто потому что ему хотѣлось, изъ чисто артистическаго въ своемъ родѣ желанія, видѣть свой планъ—плодъ своего остроумія, своего воровскаго творчества—приведеннымъ въ исполненіе, воплощеннымъ въ «художественный» образъ… Въ темныхъ тайникахъ сердца человѣческаго, когда оно развращено и живетъ одними себялюбивыми, грубыми, плотоядными инстинктами, возможны самыя причудливыя, почти невѣроятныя, по своему звѣрству и каннибальству, желанія, прихоти и страсти. Исторія дала намъ столько примѣровъ въ этомъ вкусѣ, а изученіе современнаго міра преступленій, хотя-бы и не «историческихъ», убѣждаетъ, что художественная, напр., кровожадность, художественная страсть къ преступленію для преступленія, какъ страсть къ вину, къ игрѣ и пр., встрѣчаются не въ однихъ только величественныхъ Неронахъ, но и въ простѣйшихъ смертныхъ, среди мутныхъ подонковъ новѣйшаго общества.

Такъ или иначе, но планъ трактирщика былъ исполненъ. Его


Тот же текст в современной орфографии

случай свел и сблизил изобретательного трактирщика с подходящим, как нельзя более, исполнителем его плана. Это был один из гостей его заведения, забредший неведомо откуда и неведомо зачем, темный субъект с весьма подозрительным прошлым, но с твердыми надежными руками, навыкшими во взломах, грабежах и кражах. «Рыбаки» по духу очень скоро снюхались…

— Вот кого хорошо было бы обработать! — сказал трактирщик-артист, разумея девиц-аскеток, и поверил гостю свой давно задуманный план.

Гость так сразу за него и ухватился, как за находку. Осталось неразъясненным, на каких условиях взаимной выгоды состоялся здесь уговор между подстрекателем — автором плана преступления — и исполнителем последнего? Когда преступление уже совершилось, то добычей воспользовался один лишь исполнитель — это было достоверно, и только когда его поймали, он указал на нравственное участие в этом деле трактирщика. Могло, конечно статься, что между ними был уговор поделиться добычей, и что потом убийца заблагоразсудил обмануть своего наставника и подстрекателя; но легко могло быть также, что трактирщик научал своего сговорчивого гостя на преступление бескорыстно, просто — из любви к искусству, просто потому что ему хотелось, из чисто артистического в своем роде желания, видеть свой план — плод своего остроумия, своего воровского творчества — приведенным в исполнение, воплощенным в «художественный» образ… В темных тайниках сердца человеческого, когда оно развращено и живет одними себялюбивыми, грубыми, плотоядными инстинктами, возможны самые причудливые, почти невероятные, по своему зверству и каннибальству, желания, прихоти и страсти. История дала нам столько примеров в этом вкусе, а изучение современного мира преступлений, хотя бы и не «исторических», убеждает, что художественная, напр., кровожадность, художественная страсть к преступлению для преступления, как страсть к вину, к игре и пр., встречаются не в одних только величественных Неронах, но и в простейших смертных, среди мутных подонков новейшего общества.

Так или иначе, но план трактирщика был исполнен. Его