щегольскимъ костюмомъ, салонной выправкой и апломбомъ «порядочности» во всѣхъ отношеніяхъ.
Всѣми этими качествами вполнѣ обладала одна изъ «золотыхъ ручекъ», двадцатилѣтняя красавица Ольга Разамасцева, по званію — дочь придворнаго служителя. Не смотря на раннюю молодость, она уже много испытала, много пережила, посидѣла и на скамьѣ подсудимыхъ, отсидѣлась и за рѣшеткой въ тюрьмѣ, и пользовалась у полиціи упроченной репутаціей «дерзкой комнатной воровки». Воровала она съ разборчивостью, на пустякахъ не пачкала «золотыхъ ручекъ» и дѣлала свои хищническія экскурсіи исключительно въ чертогахъ сильныхъ міра сего, куда она проникла смѣло и открыто, благодаря своей выгодной внѣшности и, быть можетъ, путемъ романическихъ обольщеній, усыплявшихъ бдительность тѣхъ, кого нужно было усыпить.
Въ 1874 г., зимою, надѣлала большаго шума въ Петербургѣ неслыханно-дерзкая кража драгоцѣнной цѣпи ордена св. Андрея Первозваннаго у военнаго министра (позднѣе — графа) Милютина, изъ его квартиры. Не взирая на усиленныя старанія полиціи, ни самая цѣпь, ни ея похититель не были розысканы по горячимъ слѣдамъ, да и самые слѣды, неизвѣданные полиціей вначалѣ, стали затериваться. Вдругъ, спустя года три, уже въ 1877 г., полицейская бдительность подверглась новому, сильнѣйшему еще искушенію и посрамленію. Дѣло было вотъ въ чемъ, какъ изложено оно въ печатномъ оффиціальномъ отчетѣ: «Окою 4 часовъ пополудни, 1-го марта, однимъ изъ камеръ-лакеевъ дворца его императорскаго высочества великаго князя Константина Николаевича было замѣчено исчезновеніе изъ кабинета и уборной его высочества пяти карманныхъ часовъ и золотаго кольца. По сопоставленіи времени, когда великій князь видѣлъ одни изъ этихъ часовъ, со временемъ обнаруженія кражи, оказалось, что таковая могла быть совершена между 3 и 4 часами пополудни, когда его высочество безотлучно находился въ кабинетѣ и, между прочимъ, съ полчаса почивалъ. Приступивъ къ дознанію, сыскная полиція встрѣтила полное отсутствіе данныхъ, могущихъ навести на слѣдъ виновнаго»…
Прежде всего, подозрѣніе пало, конечно, на прислугу, такъ какъ трудно было допустить самую мысль, чтобы кто-нибудь сторонній могъ безъ ея вѣдома и опроса войти во дворецъ и тѣмъ менѣе проникнуть
щегольским костюмом, салонной выправкой и апломбом «порядочности» во всех отношениях.
Всеми этими качествами вполне обладала одна из «золотых ручек», двадцатилетняя красавица Ольга Разамасцева, по званию — дочь придворного служителя. Несмотря на раннюю молодость, она уже много испытала, много пережила, посидела и на скамье подсудимых, отсиделась и за решеткой в тюрьме, и пользовалась у полиции упроченной репутацией «дерзкой комнатной воровки». Воровала она с разборчивостью, на пустяках не пачкала «золотых ручек» и делала свои хищнические экскурсии исключительно в чертогах сильных мира сего, куда она проникла смело и открыто, благодаря своей выгодной внешности и, быть может, путем романических обольщений, усыплявших бдительность тех, кого нужно было усыпить.
В 1874 г., зимою, наделала большего шума в Петербурге неслыханно дерзкая кража драгоценной цепи ордена св. Андрея Первозванного у военного министра (позднее — графа) Милютина, из его квартиры. Невзирая на усиленные старания полиции, ни самая цепь, ни её похититель не были разысканы по горячим следам, да и самые следы, не изведанные полицией вначале, стали затериваться. Вдруг, спустя года три, уже в 1877 г., полицейская бдительность подверглась новому, сильнейшему еще искушению и посрамлению. Дело было вот в чём, как изложено оно в печатном официальном отчете: «Окою 4 часов пополудни, 1-го марта, одним из камер-лакеев дворца его императорского высочества великого князя Константина Николаевича было замечено исчезновение из кабинета и уборной его высочества пяти карманных часов и золотого кольца. По сопоставлении времени, когда великий князь видел одни из этих часов, со временем обнаружения кражи, оказалось, что таковая могла быть совершена между 3 и 4 часами пополудни, когда его высочество безотлучно находился в кабинете и, между прочим, с полчаса почивал. Приступив к дознанию, сыскная полиция встретила полное отсутствие данных, могущих навести на след виновного»…
Прежде всего, подозрение пало, конечно, на прислугу, так как трудно было допустить самую мысль, чтобы кто-нибудь сторонний мог без её ведома и опроса войти во дворец и тем менее проникнуть
