ринѳа и Мегары въ ихъ борьбѣ съ тиранніей; всюду она являлась на защиту возвращавшихся эмигрантовъ и для поддержанія реставраціи. Въ результатѣ эти богатыя, цвѣтущія общины, располагавшія широкими торговыми связями, также вошли въ союзъ со Спартой. Благодаря такой политикѣ, Спарта получила противовѣсъ Аргосу за его спиной и вмѣстѣ съ тѣмъ обезпечила себѣ выходы изъ Пелопоннеса. Послѣднее обстоятельство имѣло большое значеніе въ виду экономическихъ особенностей Пелопоннесса; вѣроятно, уже довольно рано его населеніе стало нуждаться въ привозномъ хлѣбѣ; а такъ какъ во всей южной и западной части полуострова гаваней нѣтъ, то ввозъ въ Аркадію, Лаконію и Мессенію могъ идти только черезъ города Истма; слѣд., дружба съ торговыми общинами была для Спарты вопросомъ пропитанія. Такимъ образомъ, враждѣ съ Аргосомъ Спарта обязана была заключеніемъ союза съ кантонами, по своимъ интересамъ и устройству крайне непохожими на крѣпостныя общины Пелопоннеса. Ладить вмѣстѣ военной корпораціи съ мореходными купеческими республиками было очень трудно. Союзъ съ Коринѳомъ и Мегарой имѣлъ для Спарты еще другое неудобство: торговые города Истма лежали на порогѣ Средней Греціи и замѣшаны были въ различные комбинаціи и конфликты, посторонніе Пелопоннесу; Спарта, слѣдуя за своими новыми союзниками, должна была поневолѣ втянуться въ эти чуждыя ей дѣла.
Иначе сложились отношенія Спарты къ Элидѣ, западной окраинѣ Пелопоннеса. Элида стоитъ въ сторонѣ отъ бойкихъ большихъ дорогъ. Положеніе господствующей группы въ этой странѣ, элейцевъ, было похоже на условія, въ которыхъ находились сами спартанцы. Непосредственно элейцамъ принадлежало лишь около ⅓ территоріи, остальныя ⅔ были заняты общинами періойковъ, и среди нихъ находилось святое мѣсто, Олимпія, гдѣ происходили столь популярныя во всей Греціи празднества. Бытъ господъ-элейцевъ опирался на землевладѣніе и работу крѣпостныхъ, какъ въ Лакедемонѣ; отъ періойковъ требовалась военная подмога и по временамъ денежные взносы. Элейцы никогда не могли, однако, вполнѣ подчинить себѣ періойковъ, потому что жили разсѣянно по деревнямъ и помѣстьямъ плодородной долины «глубокой Элиды», не имѣя центра, подобнаго Спартѣ. Синойкизмъ, впрочемъ, довольно вялый, произошелъ лишь послѣ греко-персидскихъ войнъ въ 471 году; тогда впервые возникъ городъ Элида. Подъ вліяніемъ этихъ условій консерватизмъ элейцевъ соединялся съ извѣстнаго рода общественной малоподвижностью. Элида считалась чуть ли не самой отсталой страной Греціи. Еще къ III вѣку до Р. Х. Полибій отмѣчаетъ фактъ для него поразительный: нѣкоторые элейцы такъ любятъ деревенскую жизнь, что бываютъ семьи, и притомъ зажиточныя, гдѣ два или три поколѣнія никогда не посѣщали народнаго собранія. Полибій объясняетъ эту сельскую замкнутость тѣмъ, что руководители политики въ Элидѣ позаботились о доставкѣ въ деревни всего необходимаго, и, между прочимъ, объ устройствѣ судебныхъ разбирательствъ на мѣстахъ, чтобы не нужно было вовсе ѣздить въ городъ[1]. Это — факты, правда, поздняго времени, но по нимъ можно судить о томъ, что такое Элида представляла раньше.
Элида была настоящей страной рыцарства, зажиточныхъ коневодовъ, сохранившихъ для себя старинное землевладѣльческое право: извѣстная часть земельнаго владѣнія считалась обезпеченной отъ обремененія долгами[2]. Въ довершеніе картины консерватизма Элиды можно прибавить, что область была полна часовенъ и святыхъ мѣстъ. Элейцы очень неохотно пускались въ военныя предпріятія. Выходило такъ, что въ важныхъ случаяхъ элейцы непремѣнно опаздывали: они пришли слишкомъ поздно въ 479 г. къ Платеямъ, когда уже дана была великая битва съ персами; не пришли они во́-время и къ сраженію при Мантинеѣ въ 418 году, когда половина Пелопоннеса соединилась противъ Спарты. Зато элейцы предпочитали, гдѣ возможно, купить территорію или получить хорошее отступное. Городъ Лепреонъ просилъ у элейцевъ помощи противъ аркадянъ и обѣщалъ уступить половину своей территоріи; элейцы помогли, но вернули лепреатамъ землю подъ условіемъ уплаты ежегодной суммы въ пользу Зевса Олимпійскаго[3].
Сближеніе Спарты съ Элидой объясняется своеобразнымъ сосѣдствомъ послѣдней съ Мессеніей, а также характеромъ элейскаго рыцарства. Зависимые отъ элейцевъ періойки могли оказать поддержку мессенскимъ гелотамъ; эта опасность заставила спартанцевъ подать руку политически вялымъ элейцамъ. За участіе элейцевъ въ союзѣ спартанская аристократія помогала имъ противъ періойковъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ обезпечивала и себѣ спокойствіе на границѣ. Спарта получила еще одну выгоду отъ союза: гарантируя элейцамъ руководящее положеніе на Олимпійскихъ играхъ, Спарта заняла сама видное мѣсто въ большомъ національномъ торжествѣ; она являлась главной покровительницей святыни. Впрочемъ, дружба Спарты съ Элидой не заходила очень далеко; и здѣсь, какъ въ Аркадіи, спартанцы держались принципа divide et impera: они не давали элейцамъ совсѣмъ одолѣть періойковъ, напротивъ, держали ихъ въ видѣ нѣкотораго противовѣса господамъ.
Пелопоннесскій союзъ. Изъ описанныхъ отношеній сложился Пелопоннесскій союзъ, самое крупное соединеніе сухопутныхъ общинъ въ Греціи.
