Въ томъ же магазинѣ, въ которомъ можно было купить рѣшительно все, Чайкинъ купилъ дешевые часы въ 5 долларовъ, двѣ смѣны бѣлья, чемоданъ и револьверъ. Засунувъ револьверъ въ карманъ, онъ въ лавкн уложилъ всѣ свои вещи въ чемоданъ и, расплатившись, вышелъ на улицу, чувствуя себя словно бы независимѣе и свободнѣе, снявши свое матросское отрепье, полученно имъ отъ г. Абрамсона.
«То-то удивились бы наши ребята съ «Проворнаго», если бъ меня увидали! — подумалъ молодой матросъ, заглядывая въ витрины магазиновъ, отражавшія щеголевато одѣтаго господина.
И онъ чувствовалъ себя господиномъ.
Вспоминая ребятъ, Чайкинъ словно бы жалѣлъ ихъ, что и они не такія же вольныя птицы, какъ онъ самъ, и даже не знаютъ, какъ пріятно быть вольной птицей и не знать надъ собой гнета. Онъ понялъ это всѣмъ своимъ существомъ и не разъ благодарилъ Господа Бога въ горячей молитвѣ, что Онъ сподобилъ его сдѣлаться человѣкомъ. И вся его жизнь на клиперѣ, гдѣ онъ вѣчно чего-то боялся, гдѣ боцманъ могъ бить его, и гдѣ самъ онъ казался себѣ такимъ ничтожнымъ и въ чемъ-то виноватымъ, — эта жизнь представилась ему теперь далекой и чужой, хотя тоска по родинѣ временами и застаавляла его тосковать и, стоя на «Динорѣ» у руля, напѣвалъ вполголоса свои родныя пѣсни.
Чайкинъ направился въ ресторанъ. Ему очень хотѣлось ѣсть. Онъ увидалъ скромный ресторанъ, на дверяхъ котораго крупными буквами было написано: «Обѣдъ за 50 центовъ», и вошелъ въ двери.
Изъ дверей коридоръ велъ въ небольшой садъ, гдѣ за столиками сидѣли обѣдавшіе, и Чайкинъ усѣлся за одинъ изъ свободныхъ столиковъ.
Тотчасъ же бой-негръ подошелъ къ нему.
— Какое вино будете пить, сэръ?
— Дайте пиво.
Обѣдъ очень понравился Чайкину, и онъ, послѣ солонины и свинины, которыя давали на «Динорѣ», съ удовольсвтіемъ съѣлъ
