— Спрашивай, Артемьетъ, насчетъ рубахъ. Ты знаешь по-ихнему! — замѣтилъ Чайкинъ.
— То-то забылъ, какъ по-ихнему рубаха… А зналъ прежде.
Но сообразительный янки вывелъ матросовъ изъ затрудненія. Онъ тотчасъ же досталъ нѣсколько мастросскихъ рубахъ, штановъ, фуфаекъ, башлыковъ и все это бросилъ на прилавокъ передъ матросами…
Они весело закивали головами.
— Вери гутъ… Вери гутъ… Вотъ это самое намъ нужно. Догадливый, братцы, мериканецъ! — говорилъ Артемьевъ.
— А какъ цѣну узнаемъ? — спросилъ Чайкинъ.
И объ этомъ догадался янки.
Онъ показалъ рукой на башмаки и поднялъ три пальца, показалъ на рубахи и поднялъ палецъ и потомъ половину его, тронулъ фуфайки и поднялъ одинъ палецъ.
Все это онъ продѣлалъ быстро, съ серіознымъ видомъ, и затѣмъ отошелък къ витринѣ и сталъ смотрѣть на улицу, не обращая ни малѣйшаго вниманія на покупателей.
— Значитъ, три долллара, полтора и одинъ. А довѣрчивый! Другой придетъ и стянетъ что у такого купца! — замѣтилъ Артемьевъ.
— Видно, полагается на совѣсть, — промолвилъ Чайкинъ.
Матросы стали разсматривать вещи съ тою внимательностью, съ какою это дѣлаютъ простолюдины, для которыхъ дорога каждая копейка, и которые поэтому съ подзрительною осторожностью приступаютъ къ покупкѣ. Они ощупывали ткань, подносили вещи къ свѣту, разсматривали на башмакахъ подошвы и гвозди.
— Товаръ, братцы, хорошій. Только надо поторговаться. Мусью! — поднялъ голосъ Артемьевъ.
Янки подошелъ, и между ними произошла такая мимическая сцена.
Артемьевъ, указывая на башмаки, показалъ два пальца.
Приказчикъ, не говоря ни слова, отрицательно мотнулъ головой.
Тогда Артемьевъ показалъ еще четверть пальца, наконецъ половину.
