— Не угодно ли, Билль, попробовать вина? Отличное.
— Благодарю васъ, джентльмены. Я вина не пью!—отвѣчалъ Билль и вышелъ изъ залы.
— А вы, иностранцы, не выпьете ли съ нами?
Но Дунаевъ тоже поблагодарил и отказался:
— Чайкинъ вовсе не пьетъ. А я пью только спиртъ!—прибавилъ онъ.
Канзасцы больше не просили. А Дунаевъ сказалъ Чайкину:
— Не нопьемъ ли чайку теперь?
— Попьемъ.
Дунаевъ попросилъ боя принести двѣ чашки чая.
— А эти не спроста уходили, какъ ты думаешь?—спросилъ Чайкинъ .
— Подозрительный народъ!—отвѣтилъ Дунаевъ.
— И Билль не спроста отказалъ тому пассажиру!
— Билль, братъ, башковатый человѣкъ.
— И я такъ полагаю, —продолжалъ Чайкинъ, прихлебывая горячій чай,—что эти самые подговорили поваго пассажира. Недоброе у нихъ на умѣ.
— Не бойся, Вась, справимся съ ними, если что... Опять такъ же сидѣть будемъ въ фургонѣ, какъ и сидѣли. Бъродѣ бытто сторожить ихъ!—сказалъ съ улыбкой Дунаевъ.
— А нехорошо все это!—раздумчиво проговорилъ Чайкинъ .
— Что нехорошо?
— Съ опаской ѣхать. А еще Америка!
— Да, вѣдь, это только тутъ опаска... въ глухихъ мѣстахъ. А въ прочей Америкѣ ничего этого нѣтъ... Здѣсь, самъ видишь, пока пустыня! Пойми ты это,—говорилъ Дунаевъ, видимо, желавшій защитить Америку передъ Чайкинымъ.
— Народъ отчаянный!—снова вымолвилъ Чайкинъ .
— По этимъ мѣстамъ отчаянный, потому какъ сюда со всей Америки самые отчаянные идутъ... Но только ты, Чайкинъ, напрасно обезсуживаешь. По одной паршивой овцѣ нельзя все стадо ругать. Такъ ли я говорю?..
