А съ тѣхъ поръ прошло лѣтъ тридцать пять... Такъ слушайте, джентльмены, почему Билль, прежній пьяница, мотъ и игрокъ, сталъ совсѣмъ другимъ Биллемъ. Дайте только закурить трубку.
И Билль съ видомъ какой-то суровой рѣшимости началъ:
— Какъ теперь помню, было это позднею осенью. Сидѣлъ я въ гостиницѣ въ одномъ изъ городовъ южнаго штата,—зачѣмъ вамъ названіе города?—какъ ко мнѣ входитъ нашъ президентъ Томми (онъ давно повѣшенъ, джентльмены!) и говоритъ: «На-дняхъ хорошее дѣльце будетъ. Билль, ѣдетъ въ Ныо-Орлеанъ богатый плантаторъ съ семействомъ и съ деньгами. Такъ не худо, говоритъ, — поживиться его капиталомъ, кошелекъ туго набитъ». Мы вчетверомъ въ ту же ночь и уѣхали изъ города и расположились лагеремъ вблизи одного ущелья, въ родѣ Скалистаго, будто охотники. Ну, разумѣется, провизіи было взято достаточно, вина тоже, и мы весело проводили время въ ожпданіи поживы... А тѣмъ временемъ мы успѣли поживиться шестьюдесятью долларами и лошадью одного мексиканца, который имѣлъ неосторожность проѣзжать мимо насъ... Такъ прошло два дня... Эти два дня только Томми былъ совершенно трезвъ, а мы трое не то, чтобы совсѣмъ пьяны, а такъ, въ достаточномъ возбужденін. Томми нарочно держалъ насъ въ такомъ состояніи, угощая виномъ. Это онъ называлъ «поддать пару». Такъ вотъ, джентльмены, были мы подъ парами, когда на третье утро, на зарѣ, мы вчетверомъ, въ маскахъ, конечно, подъѣхали къ большой дорожной каретѣ и приказали кучеру остановиться... Карета остановилась. Но сидящіе въ каретѣ, вмѣсто того, чтобы встрѣтить насъ благосклонно и отдать свои кошельки, пустили въ насъ нѣсколько зарядовъ изъ револьверовъ, и двое изъ нашихъ упали съ лошадей... Тогда Томми крикнулъ: «Билль, защищайся!» и разрядилъ свой бульдогъ... Выстрѣлилъ и я, честное слово, почти не глядя, и вдругъ услышалъ жалобный дѣтскій стонъ... Этого стона я никогда не забуду... Бываютъ времена, когда я его слышу... Онъ стоитъ въ ушахъ и напомннаетъ мнѣ, что я—дѣтоубійца.
Старый Билль помолчалъ.
— Дальше нечего разсказывать. Томми прикончилъ своими пу-
