Тогда высокій человѣк приблизился къ Чайкину и тихимъ, вкрадчивымъ голосомъ спросилъ по-русски съ замѣтнымъ акцентомъ:
— Вы будете русскій матросъ съ военнаго корабля? Да?
— Русскій! Съ клиппера «Проворный»! — изумленно и обрадованно воскликнулъ Чайкинъ.
Онъ глядѣлъ во всѣ глаза на незнакомца, говорящаго по-русски, какъ на спасителя, который поможетъ ему нанять шлюпку на «Проворный», будь, что будетъ!
— А вы здѣшній? — спросилъ онъ.
— Сталъ здѣшнимъ.
— А прежде?
— Русскимъ былъ… Изъ евреевъ я.
— А какъ же въ эту сторону попали?
Старый еврей усмѣхнулся.
— На пароходн изъ Гамбурга… А прежде я солдатомъ служилъ.
— Солдатомъ? Въ отставлкѣ, значитъ?
— Я безъ отставки. Меня тоже наказывать въ полку хотѣли, такъ я спужался и убѣжалъ… И сталъ я съ тѣхъ поръ вольнымъ человѣкомъ, американскимъ гражданиомъ. И никто мнѣ ничего не смѣетъ сдѣлать дурного, если я не дѣлаю дурного… Хорошо здѣсь… А вы, господинъ матросъ, значитъ, на корабль опоздали?
— То-то опоздалъ! — виновато проговорилъ Чайкинъ.
— И большую ошибку вы дали, что опоздали!
— А что?
— А я давеча стоялъ на пристани и видѣлъ, какъ русская шлюпка ушла… И какъ же сердился вашъ офицеръ, я вамъ скажу! И какъ же онъ ругался! Ай-ай-ай! Онъ совсѣмъ такъ ругался, какъ у насъ въ полку ротный командиръ, нехай сдохнтеъ… Тоже сердитый былъ… и-и-и! — взвизгнулъ тонкимъ голосомъ еврей.
— За что же офицеръ сердился такъ?
— А изъ-за васъ, господинъ матросъ. И чего только не говорилъ вашъ офицеръ… Даже и повторить страшно….
