щеголеватый, какъ и прежде, весь черный, съ золотой полоской вокругъ, съ высокими, немного подавшимися назадъ мачтами и съ бѣлоснѣжной трубой.
У Чайкина екнуло сердце не то отъ страха, не то отъ неожиданиости.
И въ то же время ему очень хотѣлось увидать русскихъ матросовъ, поговорить съ ними, узнать, какъ живется имъ, попрежнему ли трудно или полегче.
Вельботъ отвалилъ.
Онъ стоялъ и не спускалъ глазъ съ клипера, ожидая, не отвалить ли шлюпка...
И дѣйствительпо, къ парадному трапу былъ поданъ щегольской вельботъ, въ него спустилась толстая приземистая фигура въ статскомъ платьѣ, въ которой Чайкинъ тотчасъ же угадалъ капитана,— и вельботъ отвалилъ.
Усердно налегая на весла, откидываясь назадъ и выпрямляясь, когда лопасти веселъ на секунду оставались плашмя въ воздухѣ, матросы гребли съ тою однообразною правильностью и съ тѣмъ мастерствомъ, которымъ особенно щеголяютъ на капитанскихъ шлюпкахъ.
