Нашъ «американецъ» сперва, было, испугался, что въ первый же день опоздалъ на работу. Но, вспоынивъ, что сегодня воскресенье, и работы нѣтъ, онъ неторопливо вымылся, одѣлся въ свою новую пиджачную пару и, раскрывъ настежь окно, жадно вдыхалъ свѣжій и бодрящій, полный остроты воздухъ калифорнійской мягкой зимы, напоминавшей ласковый осенній день на сѣверѣ.
Чайкинъ чувствовалъ себя бодрымъ и довольнымъ. Сознаніе, что теперь онъ при мѣстѣ и будетъ заниматься работой, которая ему по душѣ, успокоивало его.
Жизнерадостный, здоровый и голодный вошелъ онъ въ небольшую, очень скромную столовую для рабочихъ фермы.
Никого еще въ ней не было.
Но на болыномъ столѣ, накрытомъ опрятной клеенкой, уже стояли пять приборовъ и около нихъ пять большихъ чашекъ для кофе. На чистыхъ салфеткахъ у приборовъ были различныя кольца; только на одной не было. Чайкинъ догадайся, что послѣдній, поближе къ краю стола, приборъ поставленъ для него, и сѣлъ за столъ.
Нѣсколько минуть просидѣлъ онъ, не зная, у кого спросить кофе.
Наконецъ изъ сосѣдней кухни вошла старая негритянка въ яркомъ пестромъ платьѣ и съ бусами на шеѣ и сказала:
— Здравствуйте, Чайкъ. Хорошо ли спали? Отчего не спрашивате завтрака? Я тутъ рядомъ на кухнѣ... Хотите завтракать, конечно?
— Пожалуйста!— отвѣчалъ Чайкинъ, здороваясь съ негритянкой.
Негритянка ушла и вернулась съ блюдомъ горячей ветчины, миской съ кортофелемъ и поджареннымъ хлѣбомъ. Затѣмъ принесла кофе и горячее молоко, налила въ большую чашку и, присаживаясь на стулъ, торопливо заговорила:
— А товарищи еще спятъ. Сегодня воскресенье, и хочется подольше поспать. Не правда ли, Чайкинъ? Вы только рано встали.
