большими темными глазами подъ клочковатыми сѣдыми бровями. Взглядъ умныхъ и серіозныхъ глазъ былъ задумчивъ и грустенъ.
— Вилькъ!—произнесъ онъ сдержаннымъ, словно бы сердитымъ тономъ, протягивая Чайкину свою большую мускулистую руку
— Чайкъ!—отвѣтилъ русскій матросъ.
Вилькъ затѣмъ не произнесъ ни одного слова. Онъ молча завтракалъ, повидимому, не обращая ни малѣйшаго вниманія на разговоры и смѣхъ других сотрапезниковъ.
Фрейлихъ болталъ съ Чайкинъ.
Онъ разсказалъ, что пріѣхалъ изъ Пруссіи. Онъ былъ дома рабочимъ на угольныхъ шахтахъ. Было тяжело, и онъ еле-еле кормился. По счастію, тетка оставила ему наслѣдство въ 1000 марокъ, и онъ рЬшилъ искать счастія въ Америкѣ. Прогорѣлъ на золотыхъ пріискахъ и нашелъ мѣсто на фермѣ.
— Скоплю денегъ и уѣду во Фриски... пробовать счастія... Надо разбогатѣтъ. Иначе, зачѣмъ же ѣхать въ Америку?.. И вы, вѣрно, хотите разбогатѣть?.. На этой работѣ не разбогатѣете, Чайкъ!..—прибавилъ Фрейлихъ.
— Я не хочу разбогатѣть!
Фрейлихъ разсмѣялся, словно бы Чайкинъ хотѣлъ подшутить надъ нимъ.
И двое рабочихъ взглянули на Чайкина и тоже улыбнулись.
— Ловко же вы врете, Чайкинъ!—добродушно замѣтилъ одинъ изъ нихъ.
— Да я не вру!—простодушно отвѣтилъ Чайкинъ .
— Если не врете,—это ваше дѣло,—то вы, должно-быть, большой, скажемъ, чудакъ.
— И думаете долго оставаться на фермѣ?—недовѣрчиво спросилъ Фрейлихъ.
— Долго, если будутъ держать.
— Значитъ, Вилькъ найдетъ постояннаго товарища... Онъ здѣсь уже пятый годъ.
