— Съ большимъ удовольствіемъ... Очень даже не прочь позавтракать!—весело отвѣчалъ русскій, которому такъ обрадовался Чайкинъ.—Но прежде позвольте познакомиться: бывшій студентъ Неустроевъ... А вы что здѣсь дѣлаете? Какъ видно, вамъ не дурно живется!—прибавилъ Неустроевъ, оглядывая прилично одѣтаго Чайкина.
— Я рабочій на фермѣ... Чайкинъ .
— И давно?
— Три года.
— А вы сюда какъ попали, Чайкинъ?
— Я былъ матросомъ на воениомъ суднѣ.
— И бѣжали, конечно?
— Бѣжалъ.
— И какимъ же вы стали америкаицемъ, Чайкинъ... Какъ зовутъ по имени и отечеству?.. Привыкъ, знаете, по-русски звать.
— Василій Ивановичъ.
— А я Николай Николаевичъ.
Они пошли къ ранчѣ, и Неустроевъ торопился разсказать свою одиссею.
— А мнѣ, Василій Ивановичъ, не приходилось бѣжать... Просто взялъ паспортъ и пріѣхалъ.
— Зачѣмъ?—какъ-то невольно сорвался вопросъ.
— То-то и есть, что дома нѣкоторые, а здѣсь всѣ спрашивали: «зачѣмъ?»— Могу только сказать,—не для того бросилъ академію, чтобы сдѣлаться богатымъ американцемъ. Разбогатѣть при ловкости можно и дома. Какъ вы думаете, Василій Ивановичъ?
— Вездѣ можно. Только забудь совѣсть.
— И какой же вы понятливый, Василій Ивановичъ... Именно, только забудь совѣсть! Ну, а я еще совѣсти не желаю забывать... И какъ же я радъ, что встрѣтилъ такого земляка!—радостно и задушевно воскликнулъ студента.—Вы вотъ матросомъ были, а теперь американецъ рабочій.
— Да я не американецъ... Я вполнѣ русскій остался... Только прозвали меня Чайкъ, —всѣ и зовутъ Чайкъ, а я Василій Чайкинъ.
