— Чему ты такъ изумляешься, мама?
— И ты еще спрашиваешь, Нина?
— Да развѣ я сдѣлала что-нибудь нехорошее, навѣстивъ несчастнаго, больного дядю?
Этотъ вопросъ нѣсколько смутилъ добродушную женщину.
— Ты поступила нехорошо относительно отца.
— Но, мама...
— Дай мнѣ сказать... Ты вѣдь знала, что отецъ не велѣлъ пускать этого господина и не признаетъ его своимъ братомъ... И вдругъ дочь къ нему ѣдетъ! Ты, значитъ, ни во что не ставишь мнѣніе отца? И, не посовѣтовавшись со мной, одна отправляешься въ какую-то трущобу... Ахъ, Нина, Нина... Какая это нелѣпая выходка!
— Во-первыхъ, папа заблуждается, относительно дяди, считая его какимъ-то негодяемъ... Онъ, напротивъ, добрый, хорошій человѣкъ! — горячо проговорила Нина.
— Что ты говоришь, Нина. Развѣ можно осуждать отца?
— Я не осуждаю... Я говорю только, что папа не правъ.. Я въ этомъ убѣждена и меня никто не разубѣдитъ... Во вторыхъ, я не скрою отъ папы, что была у его брата... Я разскажу, что видѣла, и папа убѣдится, что онъ заблуждается..
— Боже тебя сохрани, Нина... Не говори ничего отцу, не огорчай его... Но дай мнѣ слово, что ты не повторишь своего безразсудства... Помогай этому несчастному, если хочешь — хотя и это ужъ протестъ противъ отца! — но бывать у него...
— Мама! Да что ты говоришь! — воскликнула молодая дѣвушка, и въ голосѣ ея звучала грустная
