потребовалъ болѣе подробнаго описанія его наружности, довольствуясь лишь „длинными усами“. Онъ только взглянулъ на свою супругу не безъ торжества человѣка, оправданнаго отъ взведеннаго тяжкаго обвиненія, и сказалъ;
— Я, Машенька, наскрозь человѣка вижу... Меня не обманешь. Шалишь, братъ... Откуда бы услыхалъ Антошка, что есть генералъ Езоповъ. А я, Машенька, знаю, что есть въ Петербургѣ такой генералъ... Объ немъ и въ газетахъ пишутъ... Не бойсь, меня не объегоришь... Не таковскій! — снова повторилъ Иванъ Захаровичъ, хвастливо подмигивая глазомъ.
По лицу „рыжей дамы“ скользнула едва замѣтная, насмѣшливая, улыбка.
— Ну, хорошо, пусть генералъ и говорилъ съ этимъ подлюгой... Пусть. А ты, Иванъ Захарычъ, спроси-ка у него, на какія это деньги онъ сейчасъ угощалъ леденцами Нютку и Лешку... Пусть-ка отвѣтитъ, мерзавецъ! — проговорила „вѣдьма“.
— Леденцами!? воскликнулъ Иванъ Захаровичъ, и вперилъ на Антошку злые глаза.
Антошка нонялъ, что дѣло принимаетъ весьма серьезный оборотъ. Сердце въ немъ упало. Блѣдное лицо вдругъ приняло испуганное выраженіе затравленнаго звѣрька.
А „рыжая вѣдьма“ между тѣмъ продолжала:
— Спроси-ка у него, какъ онъ найдетъ на тебя управу... Я своими ушами слышала, какъ онъ грозился. „Мы, говорить, найдемъ управу на этого дьявола!“ Это онъ про тебя, Иванъ Захарычъ... Вотъ какъ онъ цѣнитъ твою заботу... Вотъ какъ онъ обкрадываетъ насъ... А ты ему, подлому, и
