Безконечно обрадованный, что ненавистный „дяденька“ теперь не смѣетъ взять его къ себѣ, Антошка со всѣхъ ногъ полетѣлъ на кухню и, передавъ Анисьѣ Ивановнѣ приглашеніе „графа“, принялся ставить самоваръ съ какимъ-то ожесточеніемъ усердія.
Ахъ, какъ было радостно и свѣтло теперь на душѣ у Антошки и какъ казалось ему лучезарно будущее!.. А главное, какъ хотѣлось ему отблагодарить „графа“, къ которому онъ чувствовалъ такую горячую любовь, что готовъ былъ для „графа“ на все...
„Хотя бы еще такую порку выдержать, какъ третьяго дня!“ — мысленно рѣшилъ Антошка, придумывая какъ бы онъ могъ доказать свою преданность...
И пока онъ раздувалъ уголья, въ головѣ его бродили, смѣняясь одна другой, самыя смѣлыя мечты о томъ, какъ онъ потомъ купитъ „графу“ шубу и найметъ ему комнату побольше... Какъ онъ избавитъ его отъ работы, которая ему почему-то кажется тяжелой и непріятной, хотя, казалось ему, что особенно непріятнаго нѣтъ — писать письма и получать въ отвѣтъ деньги. И не особенно тяжело, если только тепло одѣться, попросить на улицѣ у хорошо одѣтыхъ людей... Что нмъ стоить дать пятачекъ?.. По крайней мѣрѣ, когда онъ работалъ въ нищенкахъ, онъ нисколько не стѣснялся... Но „графъ“ не хочетъ, что бы Антошка такъ работалъ, и Антошка, конечно, не будетъ... „Графъ“ худу не научитъ. Только бы поскорѣй ему поучиться читать и писать, а тамъ онъ найдетъ мѣсто... Онъ поступитъ въ прикащики въ лавку. Чего луч-
