ное количество коровъ, которыхъ можно купить просто задаромъ, и множество превосходныхъ пастбищъ; что, такъ какъ у жителей Буэносъ-Айреса нѣтъ масла къ хлѣбу, то можно устроитъ превосходную аферу, образовавъ компанію для добыванья масла. Прошло всего нѣсколько мѣсяцевъ со времени возникновенія этой идеи, какъ цѣлая партія шотландскихъ молочницъ, отправленныхъ въ Буэносъ-Айресъ для сбиванья масла, уже застряла въ Океанѣ при переходѣ черезъ экваторъ, остановленная штилемъ. Когдѣ онѣ, наконецъ, прибыли, трудности, съ которыми имъ предстояло бороться оказались очень велики. Вмѣсто тѣхъ терпѣливыхъ домашнихъ животныхъ, съ которыми онѣ до этого привыкли имѣть дѣло, ихъ подвели къ особой породѣ независимыхъ, дикихъ тварей, которыя смотрѣли такъ свирѣпо, что ни одна молодая дѣвица, когда-либо возсѣдавшая на скамеечкѣ для дойки коровъ, не могла рискнуть къ нимъ даже приблизиться, а не то что доить ихъ. Но гуачосы схватили коровъ, связали имъ ноги ремнями и, какъ скоро онѣ усмирились, въ лавкахъ Буэносъ-Айреса масло оказолось въ изобиліи. Но когда за тѣмъ, по преодолѣніи всѣхъ трудностей, вглядѣлись поближе въ результатъ спекуляціи, то оказалось, во первыхъ, что масло не хочетъ держаться и очень быстро портится, а во вторыхъ, что гуачосы и туземцы предпочитаютъ коровьему маслу — растительное“. Джентльмэнъ, который разсказываетъ это, самъ былъ жертвою духа времени. Онъ отправился въ Америку въ качествѣ лица, завѣдующаго предпріятіемъ одной рудокопной компаніи. Онъ оставилъ партію англійскихъ и нѣмецкихъ рабочихъ, привезенныхъ имъ на двухъ корабляхъ, въ Буэносъ-Айресѣ, а самъ отправился далѣе, разыскивать мѣста, гдѣ бы можно было приступить къ работамъ. Изъѣздивъ страну вдоль и поперекъ, продѣлавъ по тысячѣ и по тысячѣ двѣсти миль въ одинъ конецъ, онъ убѣдился, что предпріятіе это, какъ и многія другія, ему подобныя, неосуществимо; общество было распущено съ убыткомъ въ 50,000 ф. ст. по меньшей мѣрѣ. Изъ привезенныхъ рабочихъ немногіе нѣмцы пожелали остатся въ Буэносъ-Айресѣ. Остальные, какъ англичане, такъ и нѣмцы, вернулись въ Европу, не побывавъ даже внутри страны. И это лишь одинъ изъ многихъ образчиковъ легковѣрія и безумія, — повальныхъ болѣзней того времени. Но часъ конечной расплаты былъ близокъ.
Кризисъ приближался тѣмъ неудержимѣе, что, даже въ высшихъ сферахъ общества, никто не имѣлъ понятія о дѣйствительномъ положеніи дѣлъ и всѣ предавались на этотъ счетъ самому странному самообольщенію. Даже тронная рѣчь, которою была закрыта сессія парламента 6 іюля 1825 г., дышала полнѣйшею увѣренностью въ прочности положенія и упоминала о „благосостояніи, которымъ наслаждаются всѣ части королевства“. Но слова эти звучатъ ироніей, такъ какъ всего какихъ нибудь два мѣсяца спустя, бумаги начали падать на лондонской и на парижской биржахъ и положеніе англійскаго банка сдѣлалось затруднительно, поворотная точка была достигнута. Кредитъ, дове-
ное количество коров, которых можно купить просто задаром, и множество превосходных пастбищ; что, так как у жителей Буэнос-Айреса нет масла к хлебу, то можно устроить превосходную аферу, образовав компанию для добывания масла. Прошло всего несколько месяцев со времени возникновения этой идеи, как целая партия шотландских молочниц, отправленных в Буэнос-Айрес для сбивания масла, уже застряла в океане при переходе через экватор, остановленная штилем. Когда они наконец прибыли, трудности, с которыми им предстояло бороться оказались очень велики. Вместо тех терпеливых домашних животных, с которыми они до этого привыкли иметь дело, их подвели к особой породе независимых, диких тварей, которые смотрели так свирепо, что ни одна молодая девица, когда-либо восседавшая на скамеечке для дойки коров, не могла рискнуть к ним даже приблизиться, а не то что доить их. Но гуачосы схватили коров, связали им ноги ремнями и, как скоро они усмирились, в лавках Буэнос-Айреса масло оказалось в изобилии. Но когда затем, по преодолении всех трудностей, вгляделись поближе в результат спекуляции, то оказалось, во-первых, что масло не хочет держаться и очень быстро портится, а во-вторых, что гуачосы и туземцы предпочитают коровьему маслу — растительное». Джентльмен, который рассказывает это, сам был жертвой духа времени. Он отправился в Америку в качестве лица, заведующего предприятием одной рудокопной компании. Он оставил партию английских и немецких рабочих, привезенных им на двух кораблях, в Буэнос-Айресе, а сам отправился далее, разыскивать места, где бы можно было приступить к работам. Изъездив страну вдоль и поперек, проделав по тысяче и по тысяче двести миль в один конец, он убедился, что предприятие это, как и многие другие, ему подобные, неосуществимо; общество было распущено с убытком в 50 000 фунтов стерлингов по меньшей мере. Из привезенных рабочих немногие немцы пожелали остаться в Буэнос-Айресе. Остальные, как англичане, так и немцы, вернулись в Европу, не побывав даже внутри страны. И это лишь один из многих образчиков легковерия и безумия — повальных болезней того времени. Но час конечной расплаты был близок.
Кризис приближался тем неудержимее, что даже в высших сферах общества никто не имел понятия о действительном положении дел и все предавались на этот счет самому странному самообольщению. Даже тронная речь, которою была закрыта сессия парламента 6 июля 1825 года, дышала полнейшею уверенностью в прочности положения и упоминала о «благосостоянии, которым наслаждаются все части королевства». Но слова эти звучат иронией, так как всего каких-нибудь два месяца спустя бумаги начали падать на лондонской и на парижской биржах и положение Английского банка сделалось затруднительно, поворотная точка была достигнута. Кредит, <span style="color:#005000" title="доведенный">дове-
