дывать на меня изъ недотворенныхъ дверей; Нейдгардтъ не выходилъ, онъ тамъ обѣдалъ, пилъ кофе и сидѣлъ долго, а я все время была одна въ залѣ. Какіе странные люди! длячего они не пригласили меня обѣдать съ ними.
Къ вечеру мы выѣхали изъ Полоцка. На станціяхъ Нейдгардтъ пилъ кофе, а я должна была стоять у повозки, пока перемѣняли лошадей.
Теперь я въ Витебскѣ, живу на квартирѣ Нейдгардта; онъ сталъ другимъ человѣкомъ: разговариваетъ со мною дружески, и какъ вѣжливый хозяинъ, угощаетъ меня чаемъ, кофеемъ, завтрикомъ; словомъ, поступаетъ такъ, какъ бы надобно поступать сначала. Онъ говоритъ, что привезъ меня въ Витебскъ по приказанію главнокомандующаго, и что мнѣ должно будетъ къ нему явиться.
Я все еще живу у Нейдгардта. По утру мы вмѣстѣ завтракаемъ, послѣ онъ уходитъ къ главнокомандующему, а я остаюсь въ квартирѣ или хожу гулять; но теперь глу-
дывать на меня из недотворенных дверей; Нейдгардт не выходил, он там обедал, пил кофе и сидел долго, а я все время была одна в зале. Какие странные люди! для чего они не пригласили меня обедать с ними.
К вечеру мы выехали из Полоцка. На станциях Нейдгардт пил кофе, а я должна была стоять у повозки, пока переменяли лошадей.
Теперь я в Витебске, живу на квартире Нейдгардта; он стал другим человеком: разговаривает со мною дружески и как вежливый хозяин угощает меня чаем, кофеем, завтраком; словом, поступает так, как бы надобно поступать сначала. Он говорит, что привез меня в Витебск по приказанию главнокомандующего, и что мне должно будет к нему явиться.
Я всё еще живу у Нейдгардта. Поутру мы вместе завтракаем, после он уходит к главнокомандующему, а я остаюсь в квартире или хожу гулять; но теперь глу-
