атаку на Мизочъ, близъ котораго была широкая дорога и на ней пыли въ полъаршина глубиною; когда мы вскакали на эту дорогу, то пыль обняла эскадронъ такимъ густымъ облакомъ, что я не только не видала куда скачу, но не видала и лошади, на которой сижу; въ это время раздалось вдругъ и командирское — стой! равняйся! и отчаянный вопль чей-то подлѣ самаго стремени моего. Я съ испугомъ остановила свою лошадь, и въ тоже время рѣдѣющая пыль дала мнѣ увидѣть у ногъ моего коня поверженнаго жида, который кричалъ во весь голосъ: ратуйте! Его блѣдное лице, полные ужаса глаза, разтрепанные пейсы, и широко разинутый ротъ, дѣлали его похожимъ на чудовище; лошадь моя захрапѣла, стала на дыбы, а жидъ на четверенькахъ отползъ отъ остановившагося фронта; потомъ всталъ, и согнувшись почти до земли, убѣжалъ въ мѣстечко. Я послѣ узнала, что онъ упалъ отъ страха; но былъ невредимъ, потому что случаю угодно было, чтобъ въ это самое время остановился скачущій эскадронъ. По-
атаку на Мизоч, близ которого была широкая дорога и на ней пыли в пол-аршина глубиною; когда мы вскакали на эту дорогу, то пыль обняла эскадрон таким густым облаком, что я не только не видала, куда скачу, но не видала и лошади, на которой сижу; в это время раздалось вдруг и командирское — «стой! равняйся!» и отчаянный вопль чей-то подле самого стремени моего. Я с испугом остановила свою лошадь, и в то же время редеющая пыль дала мне увидеть у ног моего коня поверженного жида, который кричал во весь голос: «Ратуйте!» Его бледное лицо, полные ужаса глаза, растрепанные пейсы и широко разинутый рот делали его похожим на чудовище; лошадь моя захрапела, стала на дыбы, а жид на четвереньках отполз от остановившегося фронта; потом встал и, согнувшись почти до земли, убежал в местечко. Я после узнала, что он упал от страха; но был невредим, потому что случаю угодно было, чтоб в это самое время остановился скачущий эскадрон. По-
