кончить своихъ размышленіи, какъ ротмистръ прислалъ за мною. — Ну, братъ, сказалъ онъ, какъ только я отворила дверь къ нему въ горницу, прощайся съ черноглазой попадьей своей, завтра походъ! — Слава Богу, ротмистръ. — Слава Богу? вотъ новость!... да не ты ли былъ piękne dziecko и czerwonę iablko? Неблагодарный!... Шутка ротмистра напомнила мнѣ, что я въ самомъ дѣлѣ неблагодарна; за любовь хозяйки, я не могла заплатить ни любовью, ни золотымъ кольцомъ; но все надобно было бы подарить что̀-нибудь на память, и разумѣется не деньги! Я возвратилась на квартиру; хозяйка печально накрывала столъ; хозяинъ стоялъ у окна, игралъ какую-то жалобную пѣсню на скрипкѣ и посматривалъ иронически на жену.
До обѣда оставался еще цѣлый часъ; я пошла въ свою горницу чтобъ посмотрѣть не найду ли чего подарить хозяйкѣ; роясь въ вещахъ своихъ, отыскала я двѣ дюжины Сарпинскихъ платковъ, радужно блестящихъ; я купила ихъ въ Сарептѣ и послала ба-
кончить своих размышлении, как ротмистр прислал за мною. «Ну, брат, — сказал он, как только я отворила дверь к нему в горницу, — прощайся с черноглазой попадьей своей, завтра поход!» — «Слава богу, ротмистр». — «Слава богу? вот новость!.. да не ты ли был „piękne dziecko“ и „czerwonę iablko“? Неблагодарный!..» Шутка ротмистра напомнила мне, что я в самом деле неблагодарна; за любовь хозяйки я не могла заплатить ни любовью, ни золотым кольцом; но все надобно было бы подарить что-нибудь на память, и, разумеется, не деньги! Я возвратилась на квартиру; хозяйка печально накрывала стол; хозяин стоял у окна, играл какую-то жалобную песню на скрипке и посматривал иронически на жену.
До обеда оставался еще целый час; я пошла в свою горницу, чтоб посмотреть, не найду ли чего подарить хозяйке; роясь в вещах своих, отыскала я две дюжины сарпинских платков, радужно блестящих; я купила их в Сарепте и послала ба-
