Правъ на свѣтѣ, ученость Нѣмецкая, остроуміе Вольтерово, ни самое глубокомысліе Макіавелево въ Историкѣ не замѣняютъ таланта изображать дѣйствія. Англичане славятся Юмомъ, Нѣмцы Іоанномъ Мюллеромъ, и справедливо[1]: оба суть достойные совмѣстники Древнихъ, — не подражатели: ибо каждый вѣкъ, каждый народъ даетъ особенныя краски искусному Бытописателю. «Не подражай Тациту, но пиши, какъ писалъ бы онъ на твоемъ мѣстѣ!» есть правило Генія. Хотѣлъ ли Мюллеръ, часто вставляя въ разсказъ нравственныя апофѳегмы, уподобиться Тациту? Не знаю; но сіе желаніе блистать умомъ, или казаться глубокомысленнымъ, едва ли не противно истинному вкусу. Историкъ разсуждаетъ только въ объясненіе дѣлъ, тамъ, гдѣ мысли его какъ бы дополняютъ описаніе. Замѣтимъ, что сіи апофѳегмы бываютъ для основательныхъ умовъ или полу-истинами, или весьма обыкновенными истинами, которыя не имѣютъ большой цѣны въ Исторіи, гдѣ ищемъ дѣйствій и характеровъ. Искусное повѣствованіе есть долгъ Бытописателя, а хорошая отдѣльная мысль даръ: читатель требуетъ пер-
- ↑ Говорю единственно о тѣхъ, которые писали цѣлую Исторію народовъ. Феррерасъ, Даніель, Масковъ, Далинъ, Маллетъ не равняются съ сими двумя Историками; но усердно хваля Мюллера (Историка Швейцаріи), знатоки не хвалятъ его Вступленія, которое можно назвать Геологическою Поэмою.
