— Нѣтъ, не читалъ… Дайте мнѣ ихъ…
— Не дамъ…
— Отчего?
— Боюсь… У васъ могутъ увидѣть, отнять, все это обрушится на меня… Вы не сохраните этого втайнѣ.
— Честное слово, сохраню! Дайте…
— О! я бы дала вамъ, cher Alexis, эту книгу, но… какъ же и гдѣ же вы ее станете читать?..
— Въ своей спальнѣ, ночью… Я вѣдь сплю одинъ, безъ гувернера.
— А! ну это дѣло другое!.. Мнѣ право жаль васъ, милый, милый мой Алексисъ, васъ не понимаютъ здѣсь, васъ все еще продолжаютъ считать за мальчика.
— А вы чѣмъ считаете меня? нѣсколько подозрительно спросилъ Алексисъ, тогда какъ сердце его самолюбиво и съ затаенною гордостью ёкнуло отъ этихъ словъ гувернантки.
— Я?.. конечно не считаю васъ за ребенка; я вижу въ васъ чрезвычайно милаго и элегантнаго молодаго человѣка… — И по
— Нет, не читал… Дайте мне их…
— Не дам…
— Отчего?
— Боюсь… У вас могут увидеть, отнять, всё это обрушится на меня… Вы не сохраните этого втайне.
— Честное слово, сохраню! Дайте…
— О! я бы дала вам, cher Alexis, эту книгу, но… как же и где же вы ее станете читать?..
— В своей спальне, ночью… Я ведь сплю один, без гувернера.
— А! ну это дело другое!.. Мне право жаль вас, милый, милый мой Алексис, вас не понимают здесь, вас всё еще продолжают считать за мальчика.
— А вы чем считаете меня? — несколько подозрительно спросил Алексис, тогда как сердце его самолюбиво и с затаенною гордостью ёкнуло от этих слов гувернантки.
— Я?.. конечно не считаю вас за ребенка; я вижу в вас чрезвычайно милого и элегантного молодого человека… — И по-
