ствіемъ замѣчалъ иногда отцу, когда тотъ въ рѣдкихъ случаяхъ освѣдомлялся о сынѣ, что Алексисъ дѣлается гораздо серьезнѣе, солиднѣе, скромнѣе и начинаетъ глядѣть истымъ джентельменомъ. Всѣ эти извѣстіи весьма радовали нѣжное родительское сердце господина Лузгарева.
Прошло около года со дня вступленія m-lle Гальяръ въ ея новую должность. Алексисъ разсѣянно ходилъ по своей комнатѣ. Въ рукахъ у него былъ какой-то англійскій курсъ, который онъ держалъ совершенно машинально, не зная даже, что въ немъ заключается. Онъ ожидалъ къ себѣ учителя. Вдругъ тихо отперлась дверь и вошла m-lle Гальяръ. Она, какъ и всегда, была одѣта съ большимъ вкусомъ.
— Monsieur Alexis, у меня затерялся гдѣ то мой ножичекъ; очините мнѣ карандашъ, отнеслась къ нему гувернантка и сѣла на диванъ.
ствием замечал иногда отцу, когда тот в редких случаях осведомлялся о сыне, что Алексис делается гораздо серьезнее, солиднее, скромнее и начинает глядеть истым джентльменом. Все эти известии весьма радовали нежное родительское сердце господина Лузгарева.
Прошло около года со дня вступления m-lle Гальяр в её новую должность. Алексис рассеянно ходил по своей комнате. В руках у него был какой-то английский курс, который он держал совершенно машинально, не зная даже, что в нём заключается. Он ожидал к себе учителя. Вдруг тихо отперлась дверь и вошла m-lle Гальяр. Она, как и всегда, была одета с большим вкусом.
— Monsieur Alexis, у меня затерялся где-то мой ножичек; очините мне карандаш, — отнеслась к нему гувернантка и села на диван.
