къ своей банальной фамиліи аристократическую частицу де и продолжаетъ блистать между чухонскими аспазіами сѣверной Пальмиры. Голяка Лузгарева она болѣе не считаетъ нужнымъ узнавать и гордо, не смущаясь, лорнируетъ его физіономію при встрѣчѣ, любезно раскланиваясь въ то же время съ гвардейскими офицерами. И долго еще суждено блистать ей при помощи нарядовъ и дивныхъ косметиковъ парижской фабрикаціи. Разсказчикъ увѣренъ, что ея шестидесятый годъ застанетъ еще свою обладательницу въ рядахъ вышерѣченныхъ аспазій, одерживающею побѣды надъ нашей свѣтской, золотушной молодежью. Ни къ чему не пригодный Алексисъ коротаетъ свой вѣкъ въ бѣдности и неизвѣстности. Сестра помогаетъ ему кое-какими средствами съ помощію которыхъ онъ пока еще не оборванъ и не умираетъ съ голоду.
к своей банальной фамилии аристократическую частицу де и продолжает блистать между чухонскими аспазиами северной Пальмиры. Голяка Лузгарева она более не считает нужным узнавать и гордо, не смущаясь, лорнирует его физиономию при встрече, любезно раскланиваясь в то же время с гвардейскими офицерами. И долго еще суждено блистать ей при помощи нарядов и дивных косметиков парижской фабрикации. Рассказчик уверен, что её шестидесятый год застанет еще свою обладательницу в рядах вышереченных аспазий, одерживающею победы над нашей светской, золотушной молодежью. Ни к чему не пригодный Алексис коротает свой век в бедности и неизвестности. Сестра помогает ему кое-какими средствами с помощию которых он пока еще не оборван и не умирает с голоду.
