— Такъ, но зачѣмъ такой пылъ?
— Кто нибудь скачетъ навстрѣчу.
— А гхто бы это могъ быть?
— Да кто-жъ его знаетъ! не видать еще.
— Можетъ… базуки? — спросилъ онъ какъ-то нерѣшительно.
— Можетъ.
— Ну, а сшьто-жъ ми тогда будемъ издѣлать?
— Что́ Богъ дастъ.
— Будемъ защищаться, или просить пердону?
— Они пардону не даютъ.
— Ну, и когда же не правъ я, сшьто это у васъ невазможніи перадки?! — заволновался Соломонъ Соломоновичъ. — Помилуйтю, ви напріятельская сштрана принимаетю за какая-то Калужская гибернія и знать себѣ ничего не хочете!.. Такая безпечностю, таково невниманью, разгильдяйство, — Богхъ мой, это же возмутительно!.. Хочь бы корреспонденты, чортъ ихъ возьми,писали, сшьто́ тутъ дѣлается!
— Так, но зачем такой пыл?
— Кто-нибудь скачет навстречу.
— А гхто бы это мог быть?
— Да кто ж его знает! не видать еще.
— Может… базуки? — спросил он как-то нерешительно.
— Может.
— Ну, а сшьто ж ми тогда будем изделать?
— Что Бог даст.
— Будем защищаться, или просить пердону?
— Они пардону не дают.
— Ну, и когда же не прав я, сшьто это у вас невазможнии перадки?! — заволновался Соломон Соломонович. — Помилуйтю, ви наприятельская сштрана принимаетю за какая-то Калужская гиберние и знать себе ничего не хочете!.. Такая беспечностю, таково невниманью, разгильдяйство, — Богх мой, это же возмутительно!.. Хочь бы корреспонденты, чёрт их возьми,писали, сшьто тут делается!
