тебя любитъ, будете счастливая пара, потомъ дѣти, семья.
Замѣтивъ, что сестра улыбается, онъ продолжалъ:
— Это смѣшно, конечно, отъ меня слышать, но, право же, я говорю серьезно. Можетъ быть, достанься мнѣ такое счастье, я на третій день повѣсился бы, но мнѣ надоѣло мое болтанье! Всегда какой-то невыспавшійся… даже иногда самъ не знаешь, съ кѣмъ у тебя романъ!..
Молодой человѣкъ какъ-то окончательно закисъ и смолкъ. Екатерина Михайловна неожиданно спросила совершенно яснымъ голосомъ, даже будто безъ тревоги:
— Скажи, Сережа, у Алексѣя Ивановича былъ романъ съ Солнцевой?
— Съ какой Солнцевой?
— Съ Зинаидой Евгеньевной.
Лобанчиковъ даже остановился, глядя на сестру.
— Да откуда ты ее знаешь?
— Не все ли равно, откуда я ее знаю. Ты мнѣ отвѣть на вопросъ.
— Ну какой же съ ней можетъ быть романъ?
— Отчего же съ ней не можетъ быть романа? Я ее видѣла. Она очень интересная по-моему.
— Нѣтъ, я не могу придти въ себя! Катя, — и заводитъ разговоръ о такихъ особахъ! Или ты это отъ чрезмѣрной невинности?
— Брось, пожалуйста! Ну, что ты думаешь, что я ничего не знаю, никакихъ словъ… ну, что бываютъ падшія женщины, камеліи, содержанки?
— Фу!
— Видишь: я говорю и не краснѣю…
— Во-первыхъ, — началъ Сережа докторальнымъ тономъ, — теперь никто не говоритъ „падшія женщины“, „камеліи“ — это устарѣло. Ты бы еще „погибшее со-
тебя любит, будете счастливая пара, потом дети, семья.
Заметив, что сестра улыбается, он продолжал:
— Это смешно, конечно, от меня слышать, но, право же, я говорю серьезно. Может быть, достанься мне такое счастье, я на третий день повесился бы, но мне надоело мое болтанье! Всегда какой-то невыспавшийся… даже иногда сам не знаешь, с кем у тебя роман!..
Молодой человек как-то окончательно закис и смолк. Екатерина Михайловна неожиданно спросила совершенно ясным голосом, даже будто без тревоги:
— Скажи, Сережа, у Алексея Ивановича был роман с Солнцевой?
— С какой Солнцевой?
— С Зинаидой Евгеньевной.
Лобанчиков даже остановился, глядя на сестру.
— Да откуда ты ее знаешь?
— Не всё ли равно, откуда я ее знаю. Ты мне ответь на вопрос.
— Ну какой же с ней может быть роман?
— Отчего же с ней не может быть романа? Я ее видела. Она очень интересная по-моему.
— Нет, я не могу придти в себя! Катя, — и заводит разговор о таких особах! Или ты это от чрезмерной невинности?
— Брось, пожалуйста! Ну, что ты думаешь, что я ничего не знаю, никаких слов… ну, что бывают падшие женщины, камелии, содержанки?
— Фу!
— Видишь: я говорю и не краснею…
— Во-первых, — начал Сережа докторальным тоном, — теперь никто не говорит „падшие женщины“, „камелии“ — это устарело. Ты бы еще „погибшее со-
