въ новостяхъ, мелочахъ, словахъ любви увидитъ, что я добра, люблю его, вѣрую въ побѣду Россіи — и это дастъ и ему большую увѣренность и спокойствіе.
— Нервы, нервы нужны, а не спокойствіе!
— Нервы сами дадутъ себя знать, когда нужно. Нечего ихъ винтить.
— Письма не всегда доходятъ! — съ азартомъ выговорила Фофочка.
Лиза пристально на нее посмотрѣла, потомъ отвела глаза и заговорила спокойно:
— Иногда и доходятъ… я не объ этомъ. Такъ вотъ, я писала искренно, не думая даже, подбодритъ мое письмо Андрюшу, или нѣтъ. Я потомъ это увидѣла. Но у меня у самой такая явилась тихая любовь къ родинѣ, покуда я писала туда, я такъ поняла себя русской, такъ сильно и свято, что, прости меня, твои „горячія слова“ не спугнули (о нѣтъ!) и не испортили этого чувства, но показались мнѣ какимъ-то назойливымъ органчикомъ, ну, скажемъ, въ часовнѣ. Неумѣстно.
— Но вѣдь и я — живой человѣкъ, и я не могу!
— Чего ты не можешь?
— Жить такъ.
— Живи иначе.
— Но какъ, какъ? не пустятъ же меня въ дѣйствующую армію.
— Конечно. И хорошо сдѣлаютъ.
— Что же мнѣ дѣлать?
Ты искренне спрашиваешь моего совѣта?
— Ну, конечно.
— Прежде всего успокоиться, а тамъ видно будетъ.
Фофочка хрустнула пальцами, но ничего не отвѣчала.
Она, дѣйствительно, страдала, но не совсѣмъ такъ, какъ думала и какъ говорила, что страдаетъ. Ея ненеудовлетворенность состояла, главнымъ, образомъ въ
в новостях, мелочах, словах любви увидит, что я добра, люблю его, верую в победу России — и это даст и ему большую уверенность и спокойствие.
— Нервы, нервы нужны, а не спокойствие!
— Нервы сами дадут себя знать, когда нужно. Нечего их винтить.
— Письма не всегда доходят! — с азартом выговорила Фофочка.
Лиза пристально на нее посмотрела, потом отвела глаза и заговорила спокойно:
— Иногда и доходят… я не об этом. Так вот, я писала искренно, не думая даже, подбодрит мое письмо Андрюшу, или нет. Я потом это увидела. Но у меня у самой такая явилась тихая любовь к родине, покуда я писала туда, я так поняла себя русской, так сильно и свято, что, прости меня, твои „горячие слова“ не спугнули (о нет!) и не испортили этого чувства, но показались мне каким-то назойливым органчиком, ну, скажем, в часовне. Неуместно.
— Но ведь и я — живой человек, и я не могу!
— Чего ты не можешь?
— Жить так.
— Живи иначе.
— Но как, как? не пустят же меня в действующую армию.
— Конечно. И хорошо сделают.
— Что же мне делать?
Ты искренне спрашиваешь моего совета?
— Ну, конечно.
— Прежде всего успокоиться, а там видно будет.
Фофочка хрустнула пальцами, но ничего не отвечала.
Она, действительно, страдала, но не совсем так, как думала и как говорила, что страдает. Её <span class="error1" title="Опечатка, правильно: неудовлетворенность">ненеудовлетворенность состояла, главным, образом в
