бленный, какъ вольный орелъ, будетъ разсѣкать тучи!
— Господи, — подумалъ Кириллъ, — не успѣлъ я упомянуть о письмѣ, какъ ужъ она, Богъ знаетъ, что заговорила! а что же будетъ, если я, дѣйствительно, пойду на войну и буду ей писать!? Онъ такъ подумалъ, но вслухъ сказалъ только:
— Чтобы быть авіаторомъ, нужно учиться, и не мало.
— Развѣ? а почему, если бы пришелъ такой случай, напримѣръ, бросить бомбу въ непріятельскій лагерь, я бы безо всякаго ученья сѣла бы и поѣхала. Тутъ подъемъ духа важенъ.
— Не только…
— Ну да, я знаю, ты такой противный! позируешь на простоту и равнодушіе, вродѣ Лизы. Это у васъ семейное. А въ глубинѣ души ты не можешъ быть такимъ, ты только скрытенъ, правда.
— Нѣтъ, по моему, я такой и на самомъ дѣлѣ, какъ говорю, я не притворяюсь.
— Зачѣмъ же ты тогда идешь въ добровольцы?
— Во всякомъ случаѣ, не для того, чтобы искать тамъ какихъ-то особенныхъ сенсацій. Я молодъ, здоровъ, свободенъ, у насъ война и я — русскій, какъ же мнѣ не итти? Я могу быть полезенъ въ общей массѣ — и я иду.
Фофочка въ темнотѣ вздохнула и, помолчавъ, начала уже на другую тему:
— Какъ странно! вотъ мы любимъ другъ друга, вы не сегодня, завтра уѣзжаете, а мы разговариваемъ совсѣмъ не какъ влюбленные.
— Отчего же? мы разговариваемъ, какъ придется. По моему, чѣмъ люди больше любятъ, тѣмъ они ближе одинъ къ другому, слѣдовательно, меньше стѣсняются, болѣе откровенны и бесѣды ихъ болѣе разнообразны.
бленный, как вольный орел, будет рассекать тучи!
— Господи, — подумал Кирилл, — не успел я упомянуть о письме, как уж она, Бог знает, что заговорила! а что же будет, если я, действительно, пойду на войну и буду ей писать!? Он так подумал, но вслух сказал только:
— Чтобы быть авиатором, нужно учиться, и не мало.
— Разве? а почему, если бы пришел такой случай, например, бросить бомбу в неприятельский лагерь, я бы безо всякого ученья села бы и поехала. Тут подъем духа важен.
— Не только…
— Ну да, я знаю, ты такой противный! позируешь на простоту и равнодушие, вроде Лизы. Это у вас семейное. А в глубине души ты не можешь быть таким, ты только скрытен, правда.
— Нет, по-моему, я такой и на самом деле, как говорю, я не притворяюсь.
— Зачем же ты тогда идешь в добровольцы?
— Во всяком случае, не для того, чтобы искать там каких-то особенных сенсаций. Я молод, здоров, свободен, у нас война и я — русский, как же мне не идти? Я могу быть полезен в общей массе — и я иду.
Фофочка в темноте вздохнула и, помолчав, начала уже на другую тему:
— Как странно! вот мы любим друг друга, вы не сегодня, завтра уезжаете, а мы разговариваем совсем не как влюбленные.
— Отчего же? мы разговариваем, как придется. По-моему, чем люди больше любят, тем они ближе один к другому, следовательно, меньше стесняются, более откровенны и беседы их более разнообразны.
