заложенной тогда же каменной церкви, гдѣ каждый годъ въ день его смерти служили панихиды. На похоронахъ никого изъ родныхъ и близкихъ не было, потому что Масловъ умеръ бездѣтнымъ и никакихъ родственниковъ къ тому времени не имѣлъ.
Когда о. Гервасій вступилъ въ управленіе монастыремъ, далеко не всѣ постройки были закончены, и въ хлопотахъ чисто хозяйственныхъ новый игуменъ словно искалъ поддержки для первыхъ годовъ одинокаго и труднаго житья.
А между тѣмъ, подъ внѣшностью строгаго строителя у игумена было и сердце, даже пламенное, и высокія мечты, и непреклонная правдивость, которыхъ онъ не открывалъ изъ горделивой стыдливости, чтобы не быть непонятымъ, или чтобы его чувства не подвергались неправильному толкованію. И вмѣстѣ съ тѣмъ трудно было ему, несмотря на добровольное, такъ сказать, одиночество, все это держать въ себѣ нераздѣленнымъ и не оцѣненнымъ. Поэтому онъ былъ обрадованъ, когда въ ихъ монастырь пришелъ Гриша Плотниковъ, сынъ сибирскаго купца. Неизвѣстно, что привело къ монашеской жизни почти еще не начавшаго жить молодого человѣка, но о. Гервасій почувствовалъ въ немъ рѣдкое горѣніе и настоящую устремленность, потому сразу отмѣтилъ его между послушниками, взялъ подъ непосредственное свое руководительство и какъ-то пересталъ быть такимъ одинокимъ, какъ прежде. Все лучшее, что заключается въ словахъ „учитель“ и „ученикъ“, — все было въ отношеніяхъ о. Гервасія и Гриши. Послѣдній привязался къ своему игумену со всею силою мечтательнаго сердца, тѣмъ болѣе, что видѣлъ, какъ мало оцѣненъ этотъ правдолюбивый, рѣдкій, по его мнѣнію, человѣкъ. Вѣдь, если знаешь, что только тебѣ, тебѣ одному открыты сокровища большой
заложенной тогда же каменной церкви, где каждый год в день его смерти служили панихиды. На похоронах никого из родных и близких не было, потому что Маслов умер бездетным и никаких родственников к тому времени не имел.
Когда о. Гервасий вступил в управление монастырем, далеко не все постройки были закончены, и в хлопотах чисто хозяйственных новый игумен словно искал поддержки для первых годов одинокого и трудного житья.
А между тем, под внешностью строгого строителя у игумена было и сердце, даже пламенное, и высокие мечты, и непреклонная правдивость, которых он не открывал из горделивой стыдливости, чтобы не быть непонятым, или чтобы его чувства не подвергались неправильному толкованию. И вместе с тем трудно было ему, несмотря на добровольное, так сказать, одиночество, всё это держать в себе неразделенным и не оцененным. Поэтому он был обрадован, когда в их монастырь пришел Гриша Плотников, сын сибирского купца. Неизвестно, что привело к монашеской жизни почти еще не начавшего жить молодого человека, но о. Гервасий почувствовал в нём редкое горение и настоящую устремленность, потому сразу отметил его между послушниками, взял под непосредственное свое руководительство и как-то перестал быть таким одиноким, как прежде. Всё лучшее, что заключается в словах „учитель“ и „ученик“, — всё было в отношениях о. Гервасия и Гриши. Последний привязался к своему игумену со всею силою мечтательного сердца, тем более, что видел, как мало оценен этот правдолюбивый, редкий, по его мнению, человек. Ведь, если знаешь, что только тебе, тебе одному открыты сокровища большой
