Всѣ историческія воспоминанія нашего города, какъ большинства городовъ на Волгѣ, сводились къ указаніямъ мѣстъ, гдѣ стояли пушки Пугачева, утеса, „гдѣ думалъ Степанъ“, двумъ-тремъ оползнямъ, холерному кладбищу и надгробной плитѣ, гдѣ, по преданію, застрѣлились два несчастныхъ любовника. Городъ лежалъ какъ бы въ ямѣ, и невысокое плоскогорье, окружавшее его, было изрѣзано разной величины оврагами, носящими прозвища: „бараній оврагъ“, „вонючая балка“, „собачій ручей“ и т. п. Всѣ эти названія указывали безпристрастно на бывшія событія или существующія свойства данныхъ мѣстъ, но люди съ идеалистическимъ направленіемъ фантазіи предпочитали именовать ихъ, руководясь сравненіями или фиктивными качествами. Такимъ образомъ, нашъ городъ окружали „Дарьяльское ущелье“, «долина розъ“, „монрепо“ и даже „Стешинъ рай“, хотя не знаю, чѣмъ послѣднее названіе поэтичнѣе „собачьяго ручья“, которое оно вытѣснило. Конечно, наиболѣе упорными идеалистами оказывались дачники, которые покидали пыльныя улицы, деревянные домики съ фруктовыми садами для деревянныхъ же построекъ посреди арендованныхъ садовъ близъ городскихъ свалокъ и пыльныхъ большихъ дорогъ, по которымъ не громыхали ломовики, но весь день и всю ночь скрипѣли обозы.
Дачи были расположены гнѣздами, по четыре, пяти посреди сада одного владѣльца, не образуя никакой
Все исторические воспоминания нашего города, как большинства городов на Волге, сводились к указаниям мест, где стояли пушки Пугачева, утеса, „где думал Степан“, двум-трем оползням, холерному кладбищу и надгробной плите, где, по преданию, застрелились два несчастных любовника. Город лежал как бы в яме, и невысокое плоскогорье, окружавшее его, было изрезано разной величины оврагами, носящими прозвища: „бараний овраг“, „вонючая балка“, „собачий ручей“ и т. п. Все эти названия указывали беспристрастно на бывшие события или существующие свойства данных мест, но люди с идеалистическим направлением фантазии предпочитали именовать их, руководясь сравнениями или фиктивными качествами. Таким образом, наш город окружали „Дарьяльское ущелье“, «долина роз“, „монрепо“ и даже „Стешин рай“, хотя не знаю, чем последнее название поэтичнее „собачьего ручья“, которое оно вытеснило. Конечно, наиболее упорными идеалистами оказывались дачники, которые покидали пыльные улицы, деревянные домики с фруктовыми садами для деревянных же построек посреди арендованных садов близ городских свалок и пыльных больших дорог, по которым не громыхали ломовики, но весь день и всю ночь скрипели обозы.
Дачи были расположены гнездами, по четыре, пяти посреди сада одного владельца, не образуя никакой
