— Да, а что?
— Зачѣмъ же ей дѣлать гадости? Она пріѣзжая.
— Важничаетъ уже очень.
— А намъ-то что до того?
Хозяинъ всталъ, прошелся по комнатѣ и началъ болѣе независимо:
— Тебя никто не проситъ разсуждать. Когда старшіе говорятъ, нужно слушаться — вотъ и все. Иначе никакой игры не можетъ быть. Еще курить не научился, а лѣзешь разговаривать! Польку нужно проучить — и все тутъ.
Гриша, собравъ всю свою храбрость, вдругъ объявилъ, что онъ на это не согласенъ. Удивленію Балды, казалось, не было предѣловъ. Онъ даже пересталъ ходить и почему-то посмотрѣлъ на часы.
— Ты не согласенъ на это?
— Да.
— Твоего согласія никто не спрашиваетъ, но почему?
— Потому что… потому что я влюбленъ въ Зою Петровну.
Оба вдругъ смолкли. Гриша страшно боялся, что хозяинъ расхохочется на его слова, но тотъ, наоборотъ, сталъ необыкновенно серьезенъ. Не двигаясь съ мѣста, онъ сказалъ:
— Дрянь, тихоня! Пошелъ вонъ, пока я тебѣ по шеѣ не накостылялъ!
Затѣмъ добавилъ:
— Вы понимаете, что мы не можемъ быть съ вами знакомы, потому что мы — соперники?
И бросилъ въ соперника подушкой. Подушка пролетѣла мимо, а Гриша стоялъ, не уходя.
— Ну что стоишь? Сказано: пошелъ вонъ!
— Стякъ, Стякъ! — вдругъ взмолился Гриша.
— Чего еще?
— Не говори никому, что я… ну, что ты знаешь.
— Да, а что?
— Зачем же ей делать гадости? Она приезжая.
— Важничает уже очень.
— А нам-то что до того?
Хозяин встал, прошелся по комнате и начал более независимо:
— Тебя никто не просит рассуждать. Когда старшие говорят, нужно слушаться — вот и всё. Иначе никакой игры не может быть. Еще курить не научился, а лезешь разговаривать! Польку нужно проучить — и всё тут.
Гриша, собрав всю свою храбрость, вдруг объявил, что он на это не согласен. Удивлению Балды, казалось, не было пределов. Он даже перестал ходить и почему-то посмотрел на часы.
— Ты не согласен на это?
— Да.
— Твоего согласия никто не спрашивает, но почему?
— Потому что… потому что я влюблен в Зою Петровну.
Оба вдруг смолкли. Гриша страшно боялся, что хозяин расхохочется на его слова, но тот, наоборот, стал необыкновенно серьезен. Не двигаясь с места, он сказал:
— Дрянь, тихоня! Пошел вон, пока я тебе по шее не накостылял!
Затем добавил:
— Вы понимаете, что мы не можем быть с вами знакомы, потому что мы — соперники?
И бросил в соперника подушкой. Подушка пролетела мимо, а Гриша стоял, не уходя.
— Ну что стоишь? Сказано: пошел вон!
— Стяк, Стяк! — вдруг взмолился Гриша.
— Чего еще?
— Не говори никому, что я… ну, что ты знаешь.
