6
вичъ въ первый разъ это слышалъ.) Ты тоже отдохнешь. Недѣли на двѣ. У меня тамъ даже есть сеой домъ, со смерти тети Луши онъ пустуетъ.
— Такъ его нужно продать!
— Ни за что! Мало ли что можетъ случиться, а тутъ всегда готовый пріютъ. Нѣтъ, продавать его было бы чрезвычайно легкомысленно.
— Что же можетъ случиться? а домъ до того времени сгніетъ и развалится.
— Чудный домъ, еще прабабушкинъ, ни разу не передѣлывался.
— Вотъ видишь, какая старая рухлядь!
Марья Петровна заплакала, ничего не отвѣчая. Вадимъ Алексѣевичъ никакъ не ожидалъ такого слѣдствія своихъ словъ и бросился утѣшать жену.
— Ну, послушай, Маша, вѣдь это же глупо. Я ничего не хотѣлъ сказать обиднаго. Я просто разсуждалъ такъ,что если этотъ домъ твой принадлежалъ еще твоей прабабушкѣ, то онъ могъ легко придти въ ветхость и быть совсѣмъ не такимъ отличнымъ, какъ ты думаешь. А можетъббыть, это очень удобный и крѣпкій домъ, я вѣдь не знаю!
— Онъ прелестенъ! — говорила сквозь слезы Марья Петровна, — я помню очень хорошо. Крѣпкій и большой, огромный! Я тамъ родилась и жила до восьми лѣтъ. Потомъ, тамъ есть садъ съ яблонями, густой, тѣнистый ... Тамъ старая мебель, какой ты здѣсь пи у кого не увидишь. Тамъ есть портреты и клавикорды, изъ оконъ гостиной виденъ соборъ и утромъ слышно, какъ звонятъ къ ранней обѣднѣ. Да и вообще весь городъ—очень милъ, какъ игрушка. Находись онъ за границей, въ Италіи, всѣ бы двадцать разъ ѣздили бы его осматривать, а у насъ ничего своего не цѣнятъ, всегда нужно, чтобы иностранцы насъ носомъ ткнули...
— Что же ты сердишься. Я ничего противъ Данилова не говорю. Можетъ-быть, это рай земной. — я не знаю. Если
