картины закрыты марлей. Часы остановились, но на углу большого стола въ столовой стоялъ кофейникъ со стаканомъ и булка съ масломъ, принесенная женой швейцара, что означало время послѣ десяти.
Викторъ, дѣйствительно, ждалъ такого дня и возлагалъ на него большія надежды. Онъ уже двѣ недѣли тому назадъ получилъ обѣщаніе отъ Елизаветы Петровны, что въ первый ясный день она поѣдетъ съ нимъ на пароходѣ вверхъ по Невѣ, или куда-нибудь за городъ желѣзной дорогой, вообще, долго пробудетъ съ нимъ и эта мысль, это ожиданіе устраивало у него въ сердцѣ такую же радостную карусель, какую онъ наблюдалъ сейчасъ изъ окна. Ахъ! онъ любилъ Елизавету Петровну почти такъ же, какъ книги и свои фантазіи; можетъ быть, главнымъ образомъ онъ любилъ эту дѣвушку именно за то, что она не мѣшала и не противорѣчила прочитаннымъ романамъ и собственнымъ мечтамъ Виктора.
На будущее онъ плановъ не строилъ, но не боялся его, пріученный къ удачамъ. Дѣйствительно, его преслѣдовало счастье. Хотя бы съ этимъ днемъ: онъ такъ его ждалъ — и вотъ онъ наступилъ. Положимъ, онъ наступилъ послѣ двухъ недѣль дождя, но не все ли равно, разъ въ концѣ концовъ онъ все-таки наступилъ Викторъ едва могъ дождаться одиннадцати часовъ, когда можно было заѣхать за Елизаветой Петровной. Радостно и шутливо раскланявшись съ удивленнымъ швейцаромъ, онъ стремительно бросился въ первую пролетку и хотѣлъ скорѣе войти въ общее движеніе, въ общую суматоху. Ему казалось, что и солнце, и вѣтеръ, и стеклянный блескъ оконъ, и желтое, сіяніе мѣди, фонтаны, гривы, флаги, рѣка, — все находится въ немъ, въ Викторѣ. У качающихся пристаней пароходы съ бѣлыми трубами ждали веселыхъ и влюбленныхъ
картины закрыты марлей. Часы остановились, но на углу большого стола в столовой стоял кофейник со стаканом и булка с маслом, принесенная женой швейцара, что означало время после десяти.
Виктор, действительно, ждал такого дня и возлагал на него большие надежды. Он уже две недели тому назад получил обещание от Елизаветы Петровны, что в первый ясный день она поедет с ним на пароходе вверх по Неве, или куда-нибудь за город железной дорогой, вообще, долго пробудет с ним и эта мысль, это ожидание устраивало у него в сердце такую же радостную карусель, какую он наблюдал сейчас из окна. Ах! он любил Елизавету Петровну почти так же, как книги и свои фантазии; может быть, главным образом он любил эту девушку именно за то, что она не мешала и не противоречила прочитанным романам и собственным мечтам Виктора.
На будущее он планов не строил, но не боялся его, приученный к удачам. Действительно, его преследовало счастье. Хотя бы с этим днем: он так его ждал — и вот он наступил. Положим, он наступил после двух недель дождя, но не всё ли равно, раз в конце концов он всё-таки наступил Виктор едва мог дождаться одиннадцати часов, когда можно было заехать за Елизаветой Петровной. Радостно и шутливо раскланявшись с удивленным швейцаром, он стремительно бросился в первую пролетку и хотел скорее войти в общее движение, в общую суматоху. Ему казалось, что и солнце, и ветер, и стеклянный блеск окон, и желтое, сияние меди, фонтаны, гривы, флаги, река, — всё находится в нём, в Викторе. У качающихся пристаней пароходы с белыми трубами ждали веселых и влюбленных
