— Успокойся, Максимъ! Теперь это такъ часто бываетъ, почти привыкаешь. Конечно, это ужасно, но что же дѣлать? Противъ рожна, какъ говорится, не попрешь…
— Нѣтъ, Павла, я не могу примириться: одна фуражка осталась, и кровавая, съ мозгами, каша на стѣнѣ. Бѣдный Левъ Ивановичъ!
— Не думай объ этомъ, братъ? Завтра мы отслужимъ панихиду въ «Удѣлахъ». Не думай, побереги себя: у тебя у самого дочь и сынъ.
Генералъ, красный, опустился на меня, выронивъ газету; старая дама, быстро поднявъ ее и положивъ подальше отъ брата, начала быстро о другомъ:
— Ну, что же, Ты нашелъ кольцо?
Генералъ снова затревожился:
— Нѣтъ, нѣтъ! Еще и это меня страшно безпокоитъ.
— Когда ты помнишь его послѣдній разъ?
— Я сегодня утромъ показывалъ его здѣсь, на этой самой кушеткѣ, Сергѣю Павловичу: онъ очень былъ заинтересованъ… Потомъ я соснулъ; когда я проснулся, я помню, что кольца уже не было…
— Ты его снималъ?
— Да…
— Успокойся, Максим! Теперь это так часто бывает, почти привыкаешь. Конечно, это ужасно, но что же делать? Против рожна, как говорится, не попрешь…
— Нет, Павла, я не могу примириться: одна фуражка осталась, и кровавая, с мозгами, каша на стене. Бедный Лев Иванович!
— Не думай об этом, брат? Завтра мы отслужим панихиду в «Уделах». Не думай, побереги себя: у тебя у самого дочь и сын.
Генерал, красный, опустился на меня, выронив газету; старая дама, быстро подняв ее и положив подальше от брата, начала быстро о другом:
— Ну, что же, Ты нашел кольцо?
Генерал снова затревожился:
— Нет, нет! Еще и это меня страшно беспокоит.
— Когда ты помнишь его последний раз?
— Я сегодня утром показывал его здесь, на этой самой кушетке, Сергею Павловичу: он очень был заинтересован… Потом я соснул; когда я проснулся, я помню, что кольца уже не было…
— Ты его снимал?
— Да…
