Имѣйте это въ виду, какъ и то, что онъ теперь — въ Мюнхенѣ, въ гостиницѣ «Четырехъ временъ года».
— Я его не сужу, но адресъ его мнѣ не нуженъ, и если вы пріѣхали, чтобы сообщить мнѣ это, — вы напрасно трудились.
— Мой другъ, страшитесь самомнѣнія! Буду ль я, старикъ, заѣзжать въ Васильсурскъ по дорогѣ изъ Петербурга въ Римъ, чтобы сообщить адресъ Штрупа Ванѣ Смурову? Я и не зналъ, что вы здѣсь. Вы — взволнованы, вы — нездоровы, и я, какъ добрый врачъ, какъ наставникъ, указываю, чего вамъ не достаетъ — той жизни, что для васъ воплощена въ Штрупѣ, — вотъ и все.
— Какой вы складный, Ванечка! — говорилъ Саша, раздѣваясь и смотря на голую фигуру Вани, стоявшаго еще совсѣмъ на сухомъ пескѣ и наклонившагося, чтобы зачерпнуть воды — смочить темя и подъ-мышками, раньше чѣмъ войти въ воду. Тотъ посмотрѣлъ на волновавшееся отъ расходившихся круговъ въ водѣ отраженіе своего высокаго, гибкаго тѣла съ узкими бедрами и длинными стройными ногами, загорѣвшаго отъ купанья и солнца, своихъ отросшихъ свѣт-
Имейте это в виду, как и то, что он теперь — в Мюнхене, в гостинице «Четырех времен года».
— Я его не сужу, но адрес его мне не нужен, и если вы приехали, чтобы сообщить мне это, — вы напрасно трудились.
— Мой друг, страшитесь самомнения! Буду ль я, старик, заезжать в Васильсурск по дороге из Петербурга в Рим, чтобы сообщить адрес Штрупа Ване Смурову? Я и не знал, что вы здесь. Вы — взволнованы, вы — нездоровы, и я, как добрый врач, как наставник, указываю, чего вам не достает — той жизни, что для вас воплощена в Штрупе, — вот и всё.
— Какой вы складный, Ванечка! — говорил Саша, раздеваясь и смотря на голую фигуру Вани, стоявшего еще совсем на сухом песке и наклонившегося, чтобы зачерпнуть воды — смочить темя и под-мышками, раньше чем войти в воду. Тот посмотрел на волновавшееся от расходившихся кругов в воде отражение своего высокого, гибкого тела с узкими бедрами и длинными стройными ногами, загоревшего от купанья и солнца, своих отросших свет-
