уже на столько подверглись опрощенію, что не смотря на сложность своего морфологическаго состава уже не поддаются легко разложенію, а представляются для чутья говорящихъ какъ простыя, напр. „воздухъ“, „забыть“, „востокъ“, „западъ“, „вмѣстѣ“ и т. д.[1] Наконецъ опрощеніе можетъ стать полнымъ, когда къ нему присоединились значительныя фонетическія перемѣны, которыя лишаютъ насъ возможности непосредственно сознавать морфологическій составъ слова, а также и родство этого слова съ другими словами; срв. напр. слова „конецъ“ и „начало“: здѣсь первоначально были родственные корни *kŏn- и *kĕn- (съ чередующимися въ нихъ ŏ и ĕ), изъ которыхъ второй на славянской почвѣ, вслѣдствіе смягченія k въ č, измѣнился въ čen- и затѣмъ en дало въ положеніи передъ слѣдующимъ согласнымъ носовой гласный ẽ, а послѣдній на русской почвѣ измѣнился въ а, такъ что второй корень видоизмѣнился въ čа-; такимъ образомъ мы видимъ, что слова „начало“ и „конецъ“, первоначально родственныя по корню, теперь настолько разошлись между собою по звукамъ (и по значенію), что ихъ родство уже нельзя замѣтить непосредственнымъ чутьемъ. И такъ слова, въ умѣ индивидуумовъ прежняго времени сознававшіяся въ своемъ морфологическомъ составѣ, въ умѣ индивидуумовъ позднѣйшаго времени могутъ уже не разлагаться, т. е. стать простыми, утрачивая свое генетическое значеніе въ пользу реальнаго. Въ этомъ процессѣ мы видимъ проявленіе принципа экономіи и удобства въ мыслительно-рѣчевой дѣятельности; и въ самомъ дѣлѣ, если бы при каждомъ словѣ всплывало въ нашемъ умѣ кромѣ реальнаго также и генетическое значеніе, то это служило бы страшнымъ тормазомъ мысли. Такъ какъ для говорящаго всегда важнѣе реальная
- ↑ Этимъ путемъ въ языкѣ нараждается слой новыхъ корней, образовавшихся изъ прежнихъ въ сочетаніи съ префиксами и суффиксами; эти новые корни, чувствуемые въ живой рѣчи какъ простые, становятся теперь способными къ распространенію новыми суффиксами и префиксами (срв. забывчивый, перезабыть и т. п.).
