берется вездѣ… Лиза его полюбила; а за ней и мнѣ онъ сталъ какъ будто родной.
Въ гости она любитъ ходить только къ татарамъ и къ простымъ русскимъ и всегда приноситъ оттуда любопытные разсказы: какъ Эмине, дочь Занд-Сейдамета-Оглу, дѣлала въ бумажномъ окнѣ отверстіе, чтобы видѣть своего жениха; какъ онъ ее увезъ; какъ отвезъ къ русской помѣщицѣ въ степь; какъ гнались за нимъ двадцать человѣкъ; какъ молодые нѣмецкіе колонисты помогали имъ; мать ѣздила жаловаться губернатору, а дочь у губернатора въ кабинетѣ по-русски сказала: «Я его люблю; я за него и пойду!» Разсказываетъ, какъ убираютъ золотомъ лобъ невѣсты на свадьбѣ, какъ ее разъ самое всю раздѣли татарки, чтобы видѣть и платье и бѣлье со всѣхъ сторонъ.
Находимъ изрѣдка случай дѣлать добро. Недавно Лиза выручила изъ рукъ Зильхмиллера (чтеца Дюма) Парашу, крѣпостную дѣвушку сосѣда нашего Ш—ва, у котораго Зильхмиллеръ управителемъ. Она ходила за г-жею Зильхмиллеръ, а мужъ ухаживалъ за нею. Madame Зильхмиллеръ прибила ее по щекамъ разъ; Параша перенесла; но на другой разъ прибѣжала къ намъ вся въ слезахъ. Помѣщикъ Ш., человѣкъ умный и хорошій; я написалъ ему въ Петербургъ объ этомъ; а Лиза встрѣтила въ Ялтѣ ревнивую управительницу, заспорила съ ней о Парашѣ и разгорячилась до того, что наговорила грубостей. Madame Зильхмиллеръ сказала какъ-то: «Всякая порядочная женщина…» — А Лиза скрипнула зубами и говоритъ (изъ бархатныхъ глазъ ея какъ будто посыпались искры): «Да развѣ вы женщина!» отвернулась и ушла.
Мы взяли Парашу внаймы къ себѣ.
Я каждый день купаюсь за грудой большихъ камней, за которыми ничего не видно, кромѣ неба и моря. И прежде я тутъ же купался, но все было не то. Волны тѣ же; каждый день, каждый мигъ бьютъ онѣ точно такъ же, какъ прежде, въ тѣ же камни… Та же пѣна кипитъ… И
<span style="color:#005000" title="заберется">берется везде… Лиза его полюбила; а за ней и мне он стал как будто родной.
В гости она любит ходить только к татарам и к простым русским и всегда приносит оттуда любопытные рассказы: как Эмине, дочь Занд-Сейдамета-Оглу, делала в бумажном окне отверстие, чтобы видеть своего жениха; как он ее увез; как отвез к русской помещице в степь; как гнались за ним двадцать человек; как молодые немецкие колонисты помогали им; мать ездила жаловаться губернатору, а дочь у губернатора в кабинете по-русски сказала: «Я его люблю; я за него и пойду!» Рассказывает, как убирают золотом лоб невесты на свадьбе, как ее раз самое всю раздели татарки, чтобы видеть и платье и белье со всех сторон.
Находим изредка случай делать добро. Недавно Лиза выручила из рук Зильхмиллера (чтеца Дюма) Парашу, крепостную девушку соседа нашего Ш—ва, у которого Зильхмиллер управителем. Она ходила за г-жею Зильхмиллер, а муж ухаживал за нею. Madame Зильхмиллер прибила ее по щекам раз; Параша перенесла; но на другой раз прибежала к нам вся в слезах. Помещик Ш., человек умный и хороший; я написал ему в Петербург об этом; а Лиза встретила в Ялте ревнивую управительницу, заспорила с ней о Параше и разгорячилась до того, что наговорила грубостей. Madame Зильхмиллер сказала как-то: «Всякая порядочная женщина…» — А Лиза скрипнула зубами и говорит (из бархатных глаз её как будто посыпались искры): «Да разве вы женщина!» отвернулась и ушла.
Мы взяли Парашу внаймы к себе.
Я каждый день купаюсь за грудой больших камней, за которыми ничего не видно, кроме неба и моря. И прежде я тут же купался, но всё было не то. Волны те же; каждый день, каждый миг бьют они точно так же, как прежде, в те же камни… Та же пена кипит… И
