Она упала передо мной на колѣни и горько заплакала, повторяя тихо:
— Васъ забыть?.. Васъ?.. Ангелъ мой! Добрый… добрый!..
Я видѣлъ, что эти слезы были слезы невыносимаго счастья, теплый майскій дождь между двумя сверкающими днями.
Я не былъ такъ чисто счастливъ, когда самъ любилъ юношею!
Прочь сомнѣнія! Прочь рабство общихъ мнѣній! Пусть питается дешевой и безвредной пищей тотъ, кто не въ силахъ вынести божественныхъ напитковъ!
Мы ждемъ его съ нетерпѣніемъ. Днемъ Лиза избѣгаетъ произносить его имя; но когда вечеромъ мы гуляемъ по скаламъ и въ рощахъ надъ моремъ, тогда мы говоримъ о немъ.
— Однако вамъ больно что-то? — спросила она вчера. — Вы чаще вздыхаете.
— Развѣ я не вздыхалъ часто, когда мы съ тобой ѣхали, послѣ бала, по лѣсамъ у подошвы Чатыръ-Дага? Развѣ я не былъ счастливъ тогда?
— Нѣтъ у меня словъ, чтобы вамъ все сказать, какъ было, — продолжала Лиза: — когда я одна, — все во мнѣ кипитъ какъ будто… Готовлю вамъ столько… А пришла, — не могу! Это-то и есть любовь или еще нѣтъ?
— Это и есть любовь, — отвѣчалъ я.
— Отчего же душно и при немъ и безъ него?
— Оттого, что истинное, глубокое счастье не по силамъ намъ; мы къ нему не привыкли.
— Это правда! — отвѣчала Лиза.
— Это правда! Видите? Это правда; значитъ, мы къ счастью не привыкли!..
Долженъ ли я, смѣю ли я мѣшать ея блаженству и умѣрять неразрывную съ нимъ благодатную тоску? Не со мной
Она упала передо мной на колени и горько заплакала, повторяя тихо:
— Вас забыть?.. Вас?.. Ангел мой! Добрый… добрый!..
Я видел, что эти слезы были слезы невыносимого счастья, теплый майский дождь между двумя сверкающими днями.
Я не был так чисто счастлив, когда сам любил юношею!
Прочь сомнения! Прочь рабство общих мнений! Пусть питается дешевой и безвредной пищей тот, кто не в силах вынести божественных напитков!
Мы ждем его с нетерпением. Днем Лиза избегает произносить его имя; но когда вечером мы гуляем по скалам и в рощах над морем, тогда мы говорим о нём.
— Однако вам больно что-то? — спросила она вчера. — Вы чаще вздыхаете.
— Разве я не вздыхал часто, когда мы с тобой ехали, после бала, по лесам у подошвы Чатыр-Дага? Разве я не был счастлив тогда?
— Нет у меня слов, чтобы вам всё сказать, как было, — продолжала Лиза: — когда я одна, — всё во мне кипит как будто… Готовлю вам столько… А пришла, — не могу! Это-то и есть любовь или еще нет?
— Это и есть любовь, — отвечал я.
— Отчего же душно и при нём и без него?
— Оттого, что истинное, глубокое счастье не по силам нам; мы к нему не привыкли.
— Это правда! — отвечала Лиза.
— Это правда! Видите? Это правда; значит, мы к счастью не привыкли!..
Должен ли я, смею ли я мешать её блаженству и умерять неразрывную с ним благодатную тоску? Не со мной
