Маврогени начинаетъ немного читать по-русски. Лиза его учитъ сама; мнѣ азбука показалась скучной; я послѣ съ нимъ займусь. Онъ думаетъ выучиться по-русски и поступить гдѣ-нибудь здѣсь на службу. Посмотримъ. Говорятъ, скоро откроется мѣсто смотрителя при одномъ изъ дворцовъ. Конечно для насъ онъ будетъ не смотритель, а Яни Маврогени въ одеждѣ албанскаго волонтера!
Вотъ этого я никакъ не ожидалъ! Сегодня утромъ я позвалъ къ себѣ Лизу, чтобы вмѣстѣ съ ней составить записку о томъ, что намъ нужно изъ города. Я былъ въ большомъ креслѣ передъ столомъ, а она сѣла на ручку креселъ, и я, чтобъ ей было ловчѣе, обнялъ ее, и мы вмѣстѣ считали.
Вдругъ отворилась дверь, и онъ вошелъ. Вошелъ и вышелъ. Выходимъ и мы. Гдѣ онъ? Говорятъ, осѣдлалъ себѣ лошадь и уѣхалъ въ Ялту.
Лиза съ большимъ смущеніемъ объяснила мнѣ, что онъ ревнуетъ и безпрестанно ей твердитъ: «Никогда не повѣрю, чтобы ты въ мужа не была влюблена! Его нельзя не любить! И я его люблю, а ты влюблена въ него!»
Я и самъ замѣчалъ раза два, что онъ не въ духѣ; но подумалъ, что безъ такихъ минутъ никто не проживаетъ, и молчалъ, и не разспрашивалъ.
Это странно! Есть, наконецъ, мѣра на все! Послалъ за нимъ и написалъ ему самое строгое письмо. Между прочимъ сказалъ ему: «Ты не стоишь уваженія, если не умѣешь вѣрить такой женщинѣ, какъ Лиза. Если она говоритъ тебѣ: «онъ мнѣ не мужъ, а другъ», какъ смѣешь ты не вѣрить? Развѣ она изъ тѣхъ прелестницъ, съ которыми ты вмѣстѣ, въ Италіи или гдѣ-нибудь еще, обманывалъ влюбленныхъ стариковъ или строгихъ мужей? У нея душа суровая, страстная и прямая. И если ты этого не понимаешь, то складъ ума твоего самый презрѣнный».
Маврогени начинает немного читать по-русски. Лиза его учит сама; мне азбука показалась скучной; я после с ним займусь. Он думает выучиться по-русски и поступить где-нибудь здесь на службу. Посмотрим. Говорят, скоро откроется место смотрителя при одном из дворцов. Конечно для нас он будет не смотритель, а Яни Маврогени в одежде албанского волонтера!
Вот этого я никак не ожидал! Сегодня утром я позвал к себе Лизу, чтобы вместе с ней составить записку о том, что нам нужно из города. Я был в большом кресле перед столом, а она села на ручку кресел, и я, чтоб ей было ловчее, обнял ее, и мы вместе считали.
Вдруг отворилась дверь, и он вошел. Вошел и вышел. Выходим и мы. Где он? Говорят, оседлал себе лошадь и уехал в Ялту.
Лиза с большим смущением объяснила мне, что он ревнует и беспрестанно ей твердит: «Никогда не поверю, чтобы ты в мужа не была влюблена! Его нельзя не любить! И я его люблю, а ты влюблена в него!»
Я и сам замечал раза два, что он не в духе; но подумал, что без таких минут никто не проживает, и молчал, и не расспрашивал.
Это странно! Есть, наконец, мера на всё! Послал за ним и написал ему самое строгое письмо. Между прочим сказал ему: «Ты не стоишь уважения, если не умеешь верить такой женщине, как Лиза. Если она говорит тебе: «он мне не муж, а друг», как смеешь ты не верить? Разве она из тех прелестниц, с которыми ты вместе, в Италии или где-нибудь еще, обманывал влюбленных стариков или строгих мужей? У неё душа суровая, страстная и прямая. И если ты этого не понимаешь, то склад ума твоего самый презренный».
