своею прекрасною ношей уже умчалась вихремъ изъ Халеппы. Въ деревнѣ похитителя священникъ уже былъ готовъ, и дѣвушка покорилась своей участи. Иные говорятъ, что она несчастна, что мужъ такой же пьяница и буянъ, какимъ былъ до брака; другіе говорятъ, что «ничего, живутъ хорошо». Я видѣлъ ее, лицо ея свѣжее и не грустное; но это, конечно, еще не значитъ, чтобъ она была счастлива. Любопытно, что люди Вели-паши спали такъ крѣпко и беззаботно, что никто не слыхалъ ея крика. Паша, конечно, имѣлъ бы право обидѣться дерзостью деревенской молодежи; но въ Турціи люди иногда страдаютъ за ничто, а иногда имъ сходятъ съ рукъ продѣлки и поважнѣе этой. Напомнимъ кстати, что турецкое начальство по льготамъ, дарованнымъ султанами иновѣрцамъ издавна, не имѣетъ права вмѣшиваться въ ихъ семейныя дѣла. Въ такихъ дѣлахъ у православныхъ всемогущее лицо до сихъ поръ митрополитъ или епископъ, а паша служитъ только исполнительною силой по его указанію.
Бѣдность здѣсь не ужасна и не гадка. Въ ней видно нѣчто суровое и мужественное. Горы, хижина, чистый воздухъ и прекрасный климатъ; здоровыя, бронзовыя дѣти. Въ тѣхъ вершинахъ, гдѣ полгода лежитъ снѣгъ, я не былъ и знаю, что люди тамъ бѣдны: но и эта бѣдность не гнила и не грязна. Иначе, какъ бы сфакіоты могли быть первыми воинами и атлетами острова?
Въ подгородныхъ деревняхъ, въ Халеппѣ, Галатѣ, Ангpoку́py, Скаларіа и такой бѣдности мало. Въ Халеппѣ я зналъ одного старика, почти нищаго, который собиралъ по садамъ улитокъ, продавалъ ихъ для кушанья и этимъ жилъ. Старикъ былъ дряхлый, но еще здоровый, и толстая ветхая одежда его не была грязна.
Зналъ я еще одну семью. Ее считали всѣ несчастною. Отецъ тесалъ камни въ Халеппѣ, мать смотрѣла за ого-
своею прекрасною ношей уже умчалась вихрем из Халеппы. В деревне похитителя священник уже был готов, и девушка покорилась своей участи. Иные говорят, что она несчастна, что муж такой же пьяница и буян, каким был до брака; другие говорят, что «ничего, живут хорошо». Я видел ее, лицо её свежее и не грустное; но это, конечно, еще не значит, чтоб она была счастлива. Любопытно, что люди Вели-паши спали так крепко и беззаботно, что никто не слыхал её крика. Паша, конечно, имел бы право обидеться дерзостью деревенской молодежи; но в Турции люди иногда страдают за ничто, а иногда им сходят с рук проделки и поважнее этой. Напомним кстати, что турецкое начальство по льготам, дарованным султанами иноверцам издавна, не имеет права вмешиваться в их семейные дела. В таких делах у православных всемогущее лицо до сих пор митрополит или епископ, а паша служит только исполнительною силой по его указанию.
Бедность здесь не ужасна и не гадка. В ней видно нечто суровое и мужественное. Горы, хижина, чистый воздух и прекрасный климат; здоровые, бронзовые дети. В тех вершинах, где полгода лежит снег, я не был и знаю, что люди там бедны: но и эта бедность не гнила и не грязна. Иначе, как бы сфакиоты могли быть первыми воинами и атлетами острова?
В подгородных деревнях, в Халеппе, Галате, Ангpoку́py, Скалариа и такой бедности мало. В Халеппе я знал одного старика, почти нищего, который собирал по садам улиток, продавал их для кушанья и этим жил. Старик был дряхлый, но еще здоровый, и толстая ветхая одежда его не была грязна.
Знал я еще одну семью. Ее считали все несчастною. Отец тесал камни в Халеппе, мать смотрела за ого-
