— Маіоръ, — шепнулъ Вольфъ, — когда же навѣрное?
— Новый годъ несетъ съ собою войну, господа! — отвѣтилъ серьезнымъ голосомъ японецъ.
Потомъ всѣ трое умолкли и начали любоваться рейдомъ. Ночь спускалась медленно. Сначала прозрачная, она становилась все темнѣе и сумрачнѣе. На морѣ зажглись бѣлые, красные, зеленые огни на бакахъ и мачтахъ судовъ и на плавучихъ буйкахъ. Вдали, на одинокомъ утесѣ ярко вспыхивалъ огонь маяка. Съ какой-то батареи производилось испытаніе прожектора. Ослѣпительно яркій снопъ лучей бѣжалъ по морю, нащупывая каждую волну, каждый рыбачій челнокъ, запоздавшій въ морѣ. Иногда вдругъ вырисовывался черный остовъ китайской барки съ призрачными, бѣлѣющими, какъ крылья гигантской птицы, парусами. На далекомъ горизонтѣ казались неподвижными идущіе пароходы, и надъ ними замерли клубы и полосы чернаго дыма. Внизу затихалъ городъ. Доносились звуки оркестра, и гдѣ-то неподалеку тихимъ голосомъ пѣлъ заунывную пѣсню китаецъ, а въ воздухѣ шуршали летучія мыши.
Вель и японецъ чувствовали, что они сливаются съ тишиной и ночнымъ покоемъ природы. Только Вольфъ думалъ о другомъ; онъ соображалъ что-то и дѣлалъ какія то замѣтки въ записной книжкѣ.
— Вы совсѣмъ лишены мечтательности, капитанъ? — спросилъ, слегка поморщившись, японецъ.
— Вовсе нѣтъ! — отвѣтилъ Вольфъ. — Только я прiѣхалъ сюда не мечтать, маіоръ. Однако, поздно уже! Мнѣ нужно домой, меня ждутъ письма и укладка, Такъ какъ Завтра Я возвращаюсь.
