Громко расхохотавшись, докторъ Пуженъ откинулся на спинку дивана и изъ-за выпуклыхъ стеколъ его очковъ смотрѣли наглые близорукіе глаза.
Интересное наблюденіе сдѣлалъ Вотанъ по пути изъ Берлина на берега Тихаго океана.
Ѣхали они съ поѣздомъ, шедшимъ на Варшаву, и, начиная отъ самой границы, въ ихъ вагонъ начали входить сначала нѣмцы колонисты, населяющіе всю почти пограничную полосу Царства Польскаго и дальше до Бессарабіи и до Балтійскаго моря, потомъ въ вагонѣ начали появляться инженеры, фабриканты, приказчики различныхъ нѣмецкихъ фирмъ, — и такъ продолжалось почти до самаго Петербурга. Всѣмъ имъ Гинце передавалъ небольшіе пакеты въ конвертахъ, безъ всякаго обозначенія, отъ кого и кому они принадлежали.
— Что это за люди? — спросилъ однажды Вотанъ.
— Все наши! — таинственно улыбнувшись, отвѣтилъ Гинце.
Въ Петербургѣ въ честь гостей былъ устроенъ завтракъ въ германскомъ посольствѣ, гдѣ ихъ принимали съ чрызвычайнымъ почетомъ и любезностью. По окончаніи завтрака, когда Гинце и Пуженъ въ кабинетѣ посла курили сигары, фонъ-Луціусъ взялъ подъ руку Вотана и провелъ его въ большой залъ, гдѣ, куря, они долго ходили, какъ объяснилъ баронъ для „необходимаго моціона“. Потомъ они долго стояли у окна и смотрѣли на оживленное движеніе на улицѣ, и въ это время фонъ-Луціусъ какъ бы вскользь сказать:
— Прошлый разъ, когда мы съ вами видѣлись, я, кажется, недостаточно ясно высказалъ вамъ одно свое соображеніе. Оно касается необходимости для
