День былъ томительно зноенъ, не смотря на то, что капли вчерашняго, обильно пролившагося дождя искрились на травѣ и какая-то молодая, чернобровая казачка, разговаривая съ чернобровымъ и молодымъ, какъ сама, казакомъ, повѣрявшимъ ей, по всѣмъ видимостямъ, какія-то чрезвычайно для него интересныя и важныя вещи, вдругъ обдала своего собесѣдника градомъ теплыхъ, чистыхъ, сверкающихъ капель, незамѣтно потянувъ густолиственную, цвѣтущую вѣтку старой, раскинувшейся широкимъ шатромъ калины, подъ которой они стояли.
Испуганный казакъ подскочилъ съ несвойственною ему, судя по средоточенному и рѣшительному виду, какой представляла до того его физіономія, стремительностію, а лукавая красавица, звонко захохотала, отирая вышитымъ рукавомъ бѣлоснѣжной сорочки свѣжую щеку, на которую тоже попали брызги.
Гадячскія улицы издали представляли изъ себя пособіе черныхъ бархатныхъ лентъ, перехваченныхъ мѣстами блестящими запястьями и отороченныхъ ярко-зеленой бахрамой, вблизи—размягченный дождемъ черноземъ, окаймленный густой муравой и испещренный довольно глубокими лужицами.
Безпрестанно слышался стукъ отпираемыхъ и запираемыхъ дверей и въ воздухѣ далеко разносились разноголосыя привѣтствія, которыми встрѣчали хлѣбосольные хозяева своихъ праздничныхъ гостей.
День был томительно зноен, несмотря на то, что капли вчерашнего, обильно пролившегося дождя искрились на траве и какая-то молодая, чернобровая казачка, разговаривая с чернобровым и молодым, как сама, казаком, поверявшим ей, по всем видимостям, какие-то чрезвычайно для него интересные и важные вещи, вдруг обдала своего собеседника градом теплых, чистых, сверкающих капель, незаметно потянув густолиственную, цветущую ветку старой, раскинувшейся широким шатром калины, под которой они стояли.
Испуганный казак подскочил с несвойственною ему, судя по средоточенному и решительному виду, какой представляла до того его физиономия, стремительностью, а лукавая красавица, звонко захохотала, отирая вышитым рукавом белоснежной сорочки свежую щеку, на которую тоже попали брызги.
Гадячские улицы издали представляли из себя пособие черных бархатных лент, перехваченных местами блестящими запястьями и отороченных ярко-зеленой бахромой, вблизи — размягченный дождем чернозем, окаймленный густой муравой и испещренный довольно глубокими лужицами.
Беспрестанно слышался стук отпираемых и запираемых дверей и в воздухе далеко разносились разноголосые приветствия, которыми встречали хлебосольные хозяева своих праздничных гостей.
